Через несколько минут из носика чайника стали вырываться клубы пара. Кристина стянула свитер и закатала рукава ночной рубашки. Половину горячей воды от вылила в раковину, намочила руки и щеку и начала щеткой взмыливать на коже резко пахнущую пену. Вернувшись домой после митинга, она помыла руки и лицо, потом еще раз, перед тем, как переоделась ко сну, но этого было мало. Она все еще ощущала потную руку Гитлера в своей руке, его липкие пальцы на своей щеке, как будто его мерзкие прикосновения опоганили, отравили ее. Девушке чудилось, что его пот перемешивается с ее собственным, что тлетворная скверна впитывается в ее кровь и разъедает тело и душу. Словно сам дьявол наложил на нее руку, и теперь на ней лежит неотвратимое проклятие. Она закрыла глаза и, скривившись, изо всех сил терла кожу, а слезы уже собирались пролиться из ее глаз. Щетка царапала ее, мыло жгло мелкие ссадины. Через несколько минут Кристина подошла к печи, снова взяла чайник и вернулась к раковине. Как раз когда она собиралась окатить кипятком руки, в кухню вошла Мария.
— Что ты делаешь?! — в ужасе воскликнула она и вырвала у сестры чайник. — Прекрати! Ты обваришься!
— Bitte, — всхлипнула Кристина. — Я почти закончила. Ничего не случится.
— Nein! — Мария поставила чайник на плиту. — Ты повредилась в уме?
— Мне надо смыть с себя эту гадость.
— Он обычный человек, — твердым голосом произнесла Мария. — Конечно, низкий человек, но в нем нет ничего сверхъестественного. Он не может навредить тебе простым прикосновением! Он не колдун!
— Почем ты знаешь?! — сквозь слезы воскликнула Кристина. — Он околдовал стольких людей! Как еще он мог завоевать такое количество сторонников, несмотря на все свои злодейства? — Кристина и сама понимала, что ее слова — чистое безумие. Но знала она и то, что Марии можно довериться.
Мария взяла Кристину за руку и повернула к раковине.
— Давай я помогу тебе. Но чур не лить на себя кипяток, — она спустила из раковины мыльный раствор, налила немного свежей холодной воды, добавила чуть-чуть горячей, а затем осторожно ополоснула щеку и руки сестры. — Ну вот, вся исцарапалась, — хмурясь, посетовала она.
— Я ничего не чувствую, — заверила Кристина, послушно позволяя Марии смыть пену со своей раздраженной кожи. — Прости, что напугала тебя, я просто…
— Я понимаю, — остановила ее Мария. — Гитлер не только устроил безумное представление на сцене, он хочет убить того, кого ты любишь. Если бы он коснулся меня, наверно, у меня бы тоже ум за разум зашел.
