После того как отзвучал нацистский гимн, на помост вышли четыре офицера и десяток солдат в галифе и высоких сапогах. Пламя костров отражалось в медалях на офицерских кителях, и казалось, что обнажены бьющиеся кровоточащие сердца военных. Они повернулись на каблуках, вскинули руки в приветствии, и на сцену явился сутулый приземистый человек с черными усами.
— Sieg Heil! Sieg Heil! Sieg Heil! — стала скандировать толпа.
По коже Кристины побежали мурашки. Она не верила своим глазам. На сцене стоял Гитлер. Толпа с завыванием гудела, этот рев усиливался и походил на вой ветра во время дикой бури. Гитлер был ниже ростом, чем Кристина себе представляла, и даже отсюда она могла видеть его брюзгливый рот. Солдаты в проходах хлопали и выкрикивали приветствие, побуждая публику действовать так же, и придирчиво озирали толпу — не вздумал ли кто-нибудь уклоняться. Когда они проходили вдоль рядов собравшихся, толпа выбрасывала вверх руки и аплодировала, вставая на цыпочки и вытягивая шеи, чтобы получше разглядеть фюрера. Среди аплодисментов и криков «ура» Кристине почудилось улюлюканье. Гитлер склонил голову, приложил кулак к груди и застыл неподвижно, ожидая, когда уляжется ажиотаж. Только когда наступила полная тишина, он поднял голову и начал речь.
— Мои соотечественники и товарищи, народ Германии! Ныне три великих нищих объединились[52], и теперь мы посмотрим, кто одержит верх в этой борьбе — те, кому нечего терять, но есть что приобретать, или те, кому есть что терять, но нечего приобретать. Ибо что надеется приобрести Англия? Что надеется приобрести Америка? — он потряс кулаком в воздухе. — У них так много богатств, что они не знают, как всем этим распорядиться. Мы ничего не сделали ни Англии, ни Франции. Мы ничего не сделали Америке! — Гитлер воздел руку над головами людей на площади. — Тем не менее нам объявили войну. Теперь вы должны, учитывая всю предысторию, понять меня. Однажды я сказал слова, не понятые другими странами. Я сказал: «Если война неизбежна, я предпочту вести ее сам». Не потому, что жажду славы, наоборот, я не признаю такой славы, в моих глазах это вовсе не слава. Если провидение сохранит мне жизнь, то я прославлюсь миротворческой деятельностью, ибо все же намереваюсь бороться за мир. Но если судьба уже распорядилась так, что я должен следовать неисповедимой воле рока, тогда я могу хотя бы просить провидение доверить мне груз этой войны, возложить его на меня. Мне он по плечу! — гаркнул оратор, колотя себя кулаком в грудь.
