Двенадцать замечаний в тетрадке | страница 21
3. Довожу до Вашего сведения, что Ваша дочь на уроке писала письмо
(З. М., учитель музыки)
Дядя Золи имеет на меня зуб. Не веришь? Произведи простейший статистический подсчет. Из трех замечаний два я получила от него. Иными словами, подавляющее количество замечаний — приблизительно 67 процентов, — сделано им. Цифры говорят сами за себя! Математика объяснений не требует, в математике существуют только закономерности.
Но вообще-то я действительно писала письмо на уроке музыки. А где мне было писать его?
Я к тому времени очень продвинулась по математике. На межшкольных соревнованиях заняла первое место среди семиклассников, и должна сказать, наши ребята вели себя просто хоть куда. Несколько человек пришли даже болеть за меня; кажется, чуть не все наше звено явилось. Кати Секей перед началом даже причесала меня по-новому — на тот случай, сказала, если соревнование будет передаваться по телевизору. Хотя Андриш Суньог объявил, что это исключено: тогда перед подъездом стояла бы машина с аппаратурой. Но и Суньог все же пришел болеть и даже купил мне цветы — так был уверен в победе. Правда, я узнала про это уже после — впопыхах он забыл цветы в кармане.
Вот про все это и написала я Ма. Уже не первый раз приходилось мне писать письма на уроке, и до сих пор это как-то сходило с рук. Но тут я решила использовать опыт Ма с копирками, а это оказалось сложновато. Мне же обязательно хотелось написать и всем моим дядям: ведь я с тех пор, как жила в Пеште, ни разу им не написала. А они все мне писали, и уже сколько раз! Но их письма вскрывала Тантика.
Она уже от двери начинала рассказывать мне содержание писем:
— Это от твоего дяди Габора… Пишет, что в воскресенье на охоте застрелил фазана и для тебя отложил самые красивые перья. Неужели ты перья собирала?..
Или:
— Твоя Ма сообщает, что младшая дочурка дяди Карчи, Бо́ришка, очень похожа на тебя, точь-в-точь такая, какой ты была. Спрашивает, помнишь ли ту фотокарточку, где тебе как раз годик? И еще спрашивает, можно ли отдать Боришке твою первую игрушку — какую-то «ту самую» облезлую собачонку. Непонятно только, зачем по всякому поводу спрашивать твое мнение? Уж слишком ты избалована!
— Это тоже Ма написала? — спросила я с сомнением.
— Нет, это мое мнение! — отрубила Тантика.
И по-прежнему продолжала читать все приходившие на мое имя письма, да еще пересказывать их с такими комментариями, что сразу становилось тошно. Когда она, в конце концов, отдавала мне письмо, читать его уже не хотелось. Про себя я назвала Тантику святотатицей: ведь она выкрадывала из моих писем самое святое и ценное, то, что предназначалось мне, мне одной, — все эти маленькие домашние новости, которые посылались мне, как посылают старое любимое платье или какие-нибудь привычные вещи, чтобы я не чувствовала себя так одиноко в этой постылой новой моей жизни.