— Извините, — майор сник. — И все-таки сделайте хоть что-нибудь, умоляю… Дорога каждая минута.
В какое-то мгновение они встретились взглядами, и Захара будто кольнуло чем-то острым. Оба они, видимо, подумали об одном и том же: «Мы люди, и все мы смертны. И есть же у каждого из нас за душой что-то свое, бесконечно святое, без чего нельзя называться человеком. Ради всего святого — ради жизни…»
Вырвав телефонную трубку из зажимов, Захар набрал номер каюты командира.
После короткого совещания решили вопреки всем инструкциям и запретам увеличить обороты дизелей. На вахту заступили самые опытные мотористы.
По боевой трансляции майор обратился к экипажу, доверительно рассказав как бы лично каждому всю неутешительную правду: о том, что больной потерял сознание, что пульс его еле прощупывается и что возможен летальный исход… И моряки взяли на себя ответственность за жизнь незнакомого им человека как бы наравне с доктором.
— Крепись, ребята! — подбадривал замполит боевые посты. — Выручать идем своего же брата матроса. Вы уж не подведите.
Но моряки и без того старались изо всех сил. Весь экипаж будто пришел в согласное движение, воспрянул духом, поборов муторную качку. Казалось, никогда прежде единение людей не достигало здесь такой надежной прочности, никогда еще вахту не стояли так добросовестно, а команды не исполняли так безукоризненно и четко. Общая цель рождала единственное желание: выжать из техники все возможное, чтобы, выиграв время, опередить надвигавшуюся смерть.
К острову тральщик подходил, когда чуть занялся хмурый рассвет. Ветер немного поутих, но волна все еще оставалась крупной. О том, чтобы пришвартоваться к пирсу, не могло быть и речи — не позволяла отмель. К тому же у береговой черты просматривались выступавшие из воды камни.
На ходовом мостике промозгло и ветрено. Несмотря на шерстяной свитер и теплую меховую куртку, Ледорубова донимала дрожь. Хоронясь за ветробойным стеклом, он делал энергичные, резкие движения руками, плечами, корпусом. Доктор, подняв ворот шинели, нетерпеливо пританцовывал рядом, поколачивая ногой об ногу. В руках он держал чемоданчик с хирургическими инструментами и различными медикаментами. Все ждали решения командира.
Приблизившись, насколько это было возможно, к берегу, Пугачев поднес к губам заиндевевшую головку микрофона.
— Гребцов — в шлюпку! Шлюпку — к спуску! — раздался его голос, усиленный корабельной трансляцией.
Боцманская команда закопошилась у четырехвесельного ялика. Дюжий Глушко, покряхтывая, пронес на руках бензиновый мотор и принялся подвешивать его на корме шлюпки.
