— Защитил, нечего сказать! Для этого совсем необязательно калечить пьяных.
— Бывает, когда при защите любые методы самообороны хороши. То особый вопрос. Может, парня и не ругать, а хвалить надо за решительность…
— Одно ясно, — упорствовал Захар, — с этим героем хлебнем еще лиха.
— Что же ты предлагаешь — снова списать его на берег? Хорошо, я даю тебе такое право. Действуй смело: чтобы от кого-то избавиться, повод всегда можно найти.
— Не припирай к стенке. Я хочу сказать, что трудно с такими вот людьми, как Стыков, бороться за первое место. Того и гляди, опять чего-нибудь выкинет…
— Думаю, не труднее, а как раз легче. Стыков заводила в экипаже, матросы уважают его. И недаром. Вот говоришь «надо бороться», но как ты представляешь себе эту борьбу в отличие от той, которую мы давно уже ведем? Заметь, другие экипажи отнюдь не хуже нашего, и они тоже не прочь выбраться на первое место. Есть у тебя конкретные предложения, как именно сдвинуть дело? Без громких фраз.
— Кое-что, допустим, есть. Но об этом лучше подумать сообща.
— Вот видишь! При всей твоей энергии один ты ничего сделать не сможешь. Надо, чтобы все этого захотели так же сильно, как и ты сам. Тогда дело пойдет. Зажги морячков своей страстью. Но прежде заставь их поверить тебе, полюбить тебя.
— Я не девица, чтобы кому-то нравиться, друг мой Семенище. У нас боевой корабль, а не танцевальная площадка.
— Ты, друже, просто отвык ладить с людьми. Если все мы не найдем общий язык, ничего у нас не получится. Больших высот не достигнем.
Подъем кончился. Дорога потянулась по краю высоченного откоса, густо поросшего кустарником и невысокими кривыми березками. Семен остановился и широко повел подле себя рукой, приглашая Захара полюбоваться открывшимся видом. Необозримая водная гладь, начинаясь где-то внизу, у берегового уреза, постепенно выгибалась до самого горизонта огромной голубовато-пепельной полусферой, перехваченной посередине дрожащим оранжево-медным шлейфом, который оставляло на воде заходящее солнце.
Пугачев неожиданно распахнул руки, полуприсел, будто собирался кого-то ловить, и устремился по склону холма вниз. Вскоре он потонул в зарослях можжевельника.
— Иди-ка сюда, Захар! — послышалось из кустов.
— Вот еще, нашел забаву, — недовольно проворчал Захар, но все-таки начал спускаться на голос друга, путаясь ногами в траве.
Семена он отыскал на дне большой, полузаросшей сорняком ямы. Тот, сидя на корточках, пробовал затолкать в пилотку ощетинившегося иголками ежа. Когда наконец это сделать удалось, Пугачев поднялся и торжествующе показал зверька приятелю.
