— Хочу верить, — говорил Захар, продолжая мерно покачиваться и как бы подтверждая этим каждое сказанное слово. — Но нельзя же в своем движении уподобляться каравану верблюдов — идти ни быстрее, ни медленнее. Так же и в училище получалось у тебя: учился не хуже и не лучше других. Не ругают, ну и ладно… Только раньше ты отвечал за самого себя, а теперь — за весь экипаж. Есть разница?
— Э, брат, — Пугачев рубанул сплеча прутиком, срезав несколько малиновых головок репейника, — ты не берешь в расчет другие экипажи. У нас в бригаде нет стабильного лидера. Сегодня тралец на первом месте, а потом, как очередные итоги соревнования подведут, он скатывается на третье, а то и на четвертое место. Когда я принял экипаж, он плелся где-то в самом хвосте. Теперь сам знаешь, чего мы с тех пор достигли. Разве это так уж плохо?
— Да не в том дело, что хорошо или плохо. Команде нужен рывок — мощный, решительный, как в атаке.
— Даже если мы и не готовы к такому рывку?
— В том-то и дело, что давно готовы. Надо лишь сосредоточиться на главном, что определяет успех, — настаивал на своем Захар.
— Тебе, как всегда, только бы рвануть: грудь в крестах или голова в кустах… Надо же, Захарище, не с кондачка все делать, а въедаться в существо дела, докапываться до таких мельчайших его нюансов, частиц, которые и определяют настоящий, долгий успех. Это как по болоту идешь: пока под левой ногой не чувствуешь твердой опоры, правой шагнуть не смей — засосет…
Захар на это болезненно поморщился, точно проглотил что-то горькое, и подтвердил:
— Вот именно, засосет, потому что топчемся на одном месте. Я никак не пойму, зачем ты сам себе создаешь препятствия, а потом берешься их преодолевать.
— Да какие такие препятствия? — искренне удивился Семен.
— Поясню хотя бы на примере рулевого… Как его?.. — Ледорубов пощелкал пальцами, изобразив этим не столько свою забывчивость, сколько пренебрежение к Стыкову. — Что и говорить — никудышный матрос. С соседнего тральца его списывают за какой-то дебош на бербазу, а ты подбираешь этого разгильдяя, берешься его перевоспитывать. В результате уровень дисциплины, хотя бы потенциально, понижается. И заметь, штабники это все четко фиксируют. У них и муха не пролетит, будучи не занесенной в опись и не пронумерованной. Собственно, о каком же первом месте в этом случае может идти речь, думают они?..
— Тут я с тобой опять не соглашусь. — Семен ткнул прутиком вперед, словно хотел пронзить воображаемого противника. — Стыков — трудный парень, что правда, то правда. Но специалист, позволь заметить, превосходный. Ты сам в этом не мог не убедиться, хотя он и задел твое самолюбие… А насчет дебоша — тоже еще бабушка надвое сказала. Случай неприятный, хотя и не без причины. Стыков подрался в парке потому, что вступился за какую-то девушку, к которой привязались два подвыпивших хулигана. Его обвинять надо скорее всего за то, что переусердствовал: один из тех молодцов едва без глаза не остался, а другой лишился передних зубов.
