.
Поразительно, но даже оправдания самого Кипренского, которые последовали после прямого вопроса Иордана, автор записок умудряется подать так, что у читателя остаются сомнения. Вроде бы Кипренский снимает с себя все обвинения, говоря, что все это проделал его слуга, потом умерший от сифилиса в больнице (вероятно, тот самый мальчишка Анджело, который разносил письма российским пенсионерам). Но сразу за этим в тексте возникает авторская фраза, что после этих событий Кипренский отправился «с целью рассеяться от угрызений совести» в Париж[126]. Откуда же «угрызения»? Ведь он не виноват! Недоброжелательный Иордан сознательно «наводит тень на плетень».
Мы прекрасно знаем, что в Париж художник уехал, потому что этого требовали его пенсионерские дела – через Париж он должен был ехать домой в Петербург. В Парижском салоне в Лувре он выставляет четыре свои картины.
Фраза об «угрызениях совести» говорит о том, что Иордан не поверил оправданиям Кипренского и рад распространять порочащие его слухи (в том числе о его беспробудном пьянстве). В этом деле нужно слушать не ядовитые домыслы старичка Иордана, а непосредственные впечатления художников-пенсионеров. В частности, Василий Глинка пишет Самуилу Гальбергу из Парижа в Рим, после того как в Париж прибыл Кипренский, что «Орест ему все рассказал сам» и «он, кажется, Богу душою не винен»[127]. Остальные пенсионеры тоже, судя по всему, были в курсе событий. Но наибольшей информацией располагал, конечно, Гальберг, доверенное лицо Кипренского, которому тот давал наиболее личные поручения.
В первой, правда, незаконченной биографии Кипренского, написанной Нестором Кукольником, приводятся воспоминания Гальберга, впоследствии утраченные, где тот подробно рассказывает историю любви художника к Мариучче. Из этих воспоминаний ясно, что мать Мариуччи и погибшая натурщица – это две совершенно разные женщины. Мать девочки при отъезде художника из Италии была жива и всячески препятствовала его планам «спасения» Мариуччи. Она без конца вымогала у художника деньги, пользуясь его привязанностью к девочке.
Итак, «сожженная натурщица» – не мать Мариуччи. Кипренский отвергал обвинения в убийстве натурщицы, но был слишком горд, чтобы постоянно оправдываться. Обстоятельства сложились так, что виновник этого убийства умер в больнице. И многие римляне поверили распространившимся слухам и клевете недоброжелателей. Но такова уж судьба гордой и талантливой личности, где бы она ни жила!
