И как же судьба всех их объединила – Костю, Алексея Оленина, Петю и его, Ореста, который всех их запечатлел!
Орест вспомнил совершенно невероятную историю, рассказанную Костей несколько лет назад, в тяжелом военном 1812 году. Батюшков тогда вывез свою овдовевшую тетушку Екатерину Муравьеву с двумя сыновьями из Москвы, которую русские войска намеревались сдать. Он отвез их в Нижний Новгород и там в каком-то случайном госпитале увидел тяжелораненого Петю, поручика Семеновского полка. Тот был ранен под Бородином. Петя-то ранен, а его старший брат Николай, служивший в том же полку, убит.
И чего не сделает родительская любовь! Как Алексей Оленин в те страшные военные дни добрался до Нижнего Новгорода, неизвестно. Но добрался! Подбодрил сына, привез ему домашних пирогов. И уж как был рад встретить в Нижнем Костиньку. Тот проводил старика Оленина в коляске до Твери. И на обратном пути увидел сгоревшую Москву, оставленную теперь уже французами.
Орест запомнил ужасные картины, которые нарисовал его друг в «Послании к Дашкову»: «море зла», «неба гибельные кары», «толпы богачей, бежавших в рубищах издранных»…
Костя ему рассказывал и о Василии Львовиче Пушкине, который бегал в Нижнем Новгороде по морозу в одном сюртучке – все у него в Москве сгорело!
Да, хлебнул-таки Костя горя. Но какой живчик! Не успел вернуться в Петербург, как снова ушел на войну – бить француза. Служил адъютантом у генерала Раевского, брал Париж, кутил с победителями, восторгался французскими женщинами, обворожительными и весьма доступными…
(Интересно, что в 1822 году, находясь в Париже, Орест Кипренский напишет о нем скульптору Самуилу Гальбергу без всякого восторга: «В Париже очень весело жить тем, кои совсем не разумеют Изящных Художеств, а только любят девок, поваров и театры…» Правда, судя по восторженной характеристике молоденькой актрисы Леонтины («удивительное дитя»), он тоже исправно посещает «комедийцы с музычкою»[70].) Константин Батюшков после военных лишений воспринял Париж и его развлечения с бóльшим энтузиазмом.
Этот неутомимый «странствователь» из Франции едет в Лондон, потом в Стокгольм и через Финляндию возвращается в Петербург. В его стихотворении на «античный» сюжет «Странствователь и Домосед» (1815) есть неожиданный «лирический» кусок, описывающий Костино возвращение в дом семейства Олениных на Фонтанке, который заменял ему родной:
Я сам, друзья мои, дань сердца заплатил,
Когда волненьями судьбины,
