Сравнительно недавно Светлана Степанова атрибутировала повтор рисунка Александра Орловского «Монголы» (1808) как работу Алексея Томилова. Причем о работе не художника-профессионала, а любителя говорит сбивчивость форм[37].
Занимался Томилов и офортом – под руководством Ореста Кипренского. Существует совместный офорт Кипренского и Томилова, причем, несмотря на то что на самом офорте Кипренский карандашной надписью шутливо подбадривает ученика, рисунок того «сбит, схематичен» и в целом «полупрофессионален»[38].
Прежде чем написать о первом портрете Алексея Томилова работы Кипренского (1808) (всего их будет три), задумаемся: а как выглядел или как хотел выглядеть сам молодой Орест?
Известно, что романтики любили автопортреты. Но у каждого из них был какой-то свой подход к этому жанру. «Проторомантик» Рембрандт будет искать в своем облике все новые, удивляющие его самого черты, переносить себя в иные эпохи, наряжаться в разные костюмы. То он в восточном тюрбане, то в шляпе с пером, а то в простой, с неровными краями, белой повязке на голове. Подобную повязку можно обнаружить в графическом автопортрете художника уже совсем иной эпохи – Михаила Соколова, узника сталинских лагерей, продолжавшего и там рисовать. Повязка отличала его от остальных заключенных, была знаком неутраченного артистизма.
Любил писать и рисовать свои автопортреты Карл Брюллов, младший современник Кипренского, очень чутко улавливая внутренние перемены, отразившиеся в чертах лица. То он живой юноша, то его черты горделиво застывают, словно выбитые на медали, то он разочарованный и полный внутреннего трагизма «герой времени», как на знаменитом автопортрете 1848 года.
А что же наш Орест?
Рассказывают, что он с юности был хорош собой и тщательно следил за своей внешностью, что отличало его от очень «не светских», не умеющих «общаться с дамами», да и просто несколько «диковатых» академистов, усвоивших «мужскую», почти монастырскую атмосферу Академии художеств.
Поэтому «лоск» Кипренского многим из них не нравился. Даже доброжелательно к нему настроенный скульптор Самуил Гальберг пишет: «Орест Адамович Кипренский был среднего росту, довольно строен и пригож, но еще более он любил far si bello («прихорашиваться». – В. Ч.): рядился, завивался, даже румянился, учился петь и играть на гитаре и пел прескверно! Все это, разумеется, чтобы нравиться женщинам»[39].
Для высокообразованного и «скромного», как аттестует его скульптор и историк искусства Николай Рамазанов
