О существовании этого обычая в Древней Руси говорит житие Константина Муромского: «Невернии людие видяще сия, дивляхуся, еже не по их обычаю творимо бе погребете… ни тризнища, ни дыня (бдыни) не деяху, ни битвы, ни ножекроения (кожикрояния) не творяще, ни лицедрания, ни плача безмерна-го»… Ибн-Ростех припоминает, что славянские женщины ножом режут себе лица и руки, когда умирает кто-нибудь из их семьи. О царапании лица, в знак горя, у чехов говорит житие св. Войцеха, составленное Яном Канапариусом (Canaparius) и Гайком (Hâjek[125]), а у поляков свидетельствует Kadłubek[126].
Этот обычай, под влиянием христианства, исчез, зато плач и причитания удержались в разных местах славянства и поныне, а кое-где составляют столь важную часть погребения, что без них нельзя его совершить. Так, например, на Балканах, в Сербии и Далмации существует даже особая каста «покайниц» (покаjнице), т. е. плакальщиц, которых иногда бывает на погребении от 200 до 400, за что им, конечно, платят. То же непременное «оплакивание» существует и в Болгарии — «оплаквачки»[127], и отчасти, в виде остатков, в песнях Чехии, Моравии и у лужицких славян.
Об оплакивании на Руси свидетельства сохранились еще от X в. В 945 г., как сообщает летопись, кн. Ольга «плачете» над гробом мужа, в обрядовом смысле. О «безмерном» плаче и о «великом плаче» над гробом говорят жития Константина Муромского и Феодосия Печерского.
Наиболее важной частью древнеславянского погребального обряда была добровольная или насильственная смерть одной из оставшихся жен покойника, а иногда и его слуг[128].
О славянских женщинах, которые не желали переживать своих мужей и потому «добровольно» шли на смерть, говорит «Стратегика» Маврикия, это же подтверждает и император Лев Мудрый (Leo, Tactica, с XVIII, 105). О поляках имеется свидетельство Дит-мара Межиборского, а о полабских славянах — св. Бонифация. Что же касается восточных славян, то о них свидетельствуют некоторые арабские писатели, пользуясь общим оригиналом IX в.; все они (ибн-Ростех, Истахри, ибн-Хаукал, Масуди и др.) говорят, что «русы народ, который сжигает мертвых, а с богатыми и жен для блаженства их», т. е. мертвых мужей. Наиболее интересное и полное драматизма свидетельство об умерщвлении жены дает ибн-Фадлан в известном описании погребения богатого «руса» на Средней Волге.
Как было уже сказано, это погребение относится к северному «русу», не славянину, но на нем следует остановиться ввиду того, что в X в., вследствие постоянного соприкосновения, жизнь славян мало чем отличалась от жизни «русов», и, в частности, не было даже большой разницы в обряде погребения.
