…произошло формирование сети поселений вдоль волховского участка системы речных путей с Балтики на Восток. Особая их концентрация наблюдается в зоне Гостинопольских и Пчевских порогов, находящихся выше по течению Волхова. Явно неординарную роль играло городище и селище Любша, расположенные на правом берегу Волхова ниже Ладоги. /226/
Не отсюда ли — возникновение больших посёлков и городищ на концах, так сказать, «мелкого пути»? Типа Гнёздовского.
Риторический вопрос. Именно поэтому. Вот что пишут, например, про поселение в Гнёздово, что как раз в конце важного волока лежит:
Волок был наиболее проходим во время «высокой воды», и именно с этими периодами была связана наиболее интенсивная торгово-ремесленная деятельность в Гнездове. Связь поселения с ближайшей округой не ясна. Зато очевидна ориентация «сезонного» ремесла на обслуживание международного торгового пути. /343/
Более того. Подобное же, хотя и в более поздние времена произошедшее —
— возникновение городов на волоках между реками камского и обского бассейнов достаточно хорошо задокументировано. /541/
Так что всё верно: как во времена оны древнегреческие колонисты расселись по берегам Средиземного и Чёрного морей, словно лягушки вокруг болота, так и населённые пункты на Руси с самого начала кучковались прежде всего около ключевых мест транзитных трасс.
Так у нас возникает Смоленск — и его археологическое «зеркало» Гнёздово. Так у нас возникает (точнее, отнимается у предыдущего автохтонного населения) Псков. Так у нас возникает Полоцк на развилке двух речных систем — Двины — Даугавы и Полоты — Великой — На-ровы. Так возникает Ладога перед входом в восточноевропейские речные системы. Так возникает Рюриково городище на острове в районе не построенного ещё Новгорода. Чернигов с Коровелем-Шестовицами. Тимерёво рядом с будущим Ярославлем.
ИТАК:
Природные и экономические условия эксплуатации восточноевропейских транзитов с неизбежностью принуждали транзитёров опираться на местное население в создании и эксплуатации путевой и обеспечивающей инфраструктуры. А уже это с неизбежностью вызывало необходимость силового и далее политического прикрытия этой инфраструктуры.
Глава 1.5. Обстоятельства времени
Время — самая неудобная философская категория для историков. Как ни парадоксально это звучит.
Читая исторические исследования, не можешь отделаться от мысли, что иной раз для авторов время и не нужно. Нет, не так. Оно для них — вроде елки под Новый год. Нечто вертикальное с ветками, на которых надо правильно разместить игрушки. И отбиться от более слабо владеющих темой коллег, считающих, что того зайку надо повесить повыше, а вон тот шарик — пониже.
