Да, согласен, теперь это — прошлое. Но смотрите, что дальше получилось, сородичи, перешёл от воспоминаний к главному докладчик. Ведь почему мы теперь — сородичи? Да потому, что сами мы русскими стали!
И в ответ на шёпот недоверчивый возвысил голос Гостомысл: да, именно так! Давно уж мы тут, в Ладоге, да и в земле Ладожской оторвались от родов своих, от языков своих. Здесь ведь русь и собиралась, вокруг дел русских. Кто в земле ковыряться не хотел, кто серебром русским позвенеть желал — ремесленники, рабочие, воины, купцы, надсмотрщики за рабами и животными, наёмники, обслуга и прочий люд вольный. Разве словене в Ладоге — жители постоянные? Да, их больше — тех, кто из словенских родов вышел. Но ведь и все другие тут есть, тоже из родов своих изгои, что на пушном и серебряном русинге заработать желают. Хотя и живут здесь словене, живут кривичи, живут меряне, живут весяне, живут прочие… И помнят, кто есть кто, да силушкою меряются, словене на кривичей, да чудины на мерю — ан всё равно мы тут — другой народ. А настоящие словене да кривичи там, в лесах остались. И для них мы сами — изверги да выроды.
И кому из нас жалко их, когда русинги рабов там выхватывают да на продажу сюда же везут? Разве что из родов своих бывших выкупаем кого…
И не русинги мы, нет, не стали мы русингами. Но ведь и они — не только туда-сюда русят. Вспомните, как много их постепенно в Ладоге осело. А со многими и породнились мы: охотно русинги девок наших замуж берут. Да и то — не своих же лошадинообразных к нам возить! И живём мы тут делами русскими — делом корабельным, мехов сбором среди родовичей своих же, торговлей и проводкой русингов. Наш это теперь уклад, а не просо сеять да споры родовичей вокруг уведённой коровки решать. Мы ведь здесь старейшины, в Ладоге, а не на Мете или Сяси. Русские мы получаемся старейшины, ибо в одном уже обществе с русингами живём, и интерес у нас один.
Да вспомните, как двадцать лет назад от норманнов Эйрика-конунга отбивались мы все вместе. А кто во главе стоял? — русы местные. Наши, гардские. Кто пострадал больше всего? — они же, их люди Эйрика прогнали. Ушли они в другую русь — кто в Смоленске сел, кто в Растхофе. И ведь воевали-то мы ныне, братья, не род на род наши. Скажете, словене на кривичей ходили? Нет, то русы ладожские лесные роды кривичские покоряли. Хош и погнали мы русов норманнских с земель наших — а сами мы русами остались. А Любшу — я виноват, не доглядел за Вадимом! — словене разве растрепали? Из деревенек ловатьских пришли и пожгли? Нет, то мы, русы, сделали. А кто противостал противу нас? Не кривичи смоленские, а русы смоленские. Тож и кривичи среди них есть, и другие разные, даже хазары родом, говорят. Ан всё едино — русы. Они нам выходы закрыли. А уж что кривичских воев с дрекольем за собою подняли — так ведь и мы тут друг на друга не сами ходили, а родовичей своих прежних поднимали. И меряне тож, и весь, и вождь русов кривичских Гинтарас, здесь присутствующий, — он кривичей поднимал.
