Раны заживали очень быстро — магия безвозвратно изменила его организм. Роман ловил в лесу всё, что можно было съесть: подбивал камнями птиц, хватал за хвосты змей и даже доставал со дна рек маленькие ракушки. Птицы и змеи разделывались с помощью веток и острых камней, а ракушки на удивление легко открывались пальцами. Всё, что было съедобно, тщательно пережёвывалось и отправлялось в желудок в сыром виде.
Каждую ночь он вслушивался в темноту, ожидая услышать призывной шёпот Заувен — он чувствовал, что она наблюдает за ним. Роман догадывался, что Заувен все эти годы не покидала пределы поселения, потому что вряд ли где–то ещё можно было так просто найти спокойное место для ночлега, горячую еду, чистую воду и одежду. Он помнил, что Заувен могла заговорить с ним, даже находясь где–то далеко, но, несмотря на это, непременно засыпал в тишине.
Роман добрался до поселения только через неделю. Несмотря на слабость, голод и жажду, он не стремился немедленно войти в ворота. Роман дождался наступления темноты и пошёл вдоль забора. Он остановился у места, откуда мог напрямую дойти до того самого заброшенного колодца.
Роман с трудом обхватил толстые, шершавые колья и, подпрыгнув, полез вверх — благо по всему частоколу после срезанных сучков оставались маленькие выступы, на которые можно было упереться ногами. Преодолев высоту в три своих роста, он бесшумно перелез на другую сторону.
Улицы были пустыми — Роман смог спокойно добраться до нужного места. Остановившись возле колодца, он негромко произнёс:
— Я знаю, что вы уже здесь.
Заувен, как обычно, появилась из ниоткуда. Он ожидал, что она начнёт упрекать его в беспечности, будет язвительно напоминать о своих последних сказанных словах, но вместо этого Заувен произнесла:
— Я понимаю, что ты чувствуешь. Мне жаль.
Роман благодарно кивнул.
— Вы помогли мне, — сказал он.
— Не первый раз, юноша, — сказала Заувен. — Во время встречи со старейшинами ты испытал то же самое.
— Но вы же говорили, что не подслушивали наш разговор.
— Слова, произнесённые вдали, не будут услышаны при свете дня, — призналась Заувен. — Моя стихия — это ночь. — Она неторопливо зашла Роману за спину. — Я десятилетия ждала странников из других миров и не имела права пускать всё на самотёк. Ты можешь злиться, можешь обвинять меня, но я оставила в тебе частичку своей магии в ту ночь, когда тебя спасли люди.
— Теперь вы тоже имеете надо мной власть? — невозмутимо спросил Роман, повернувшись к ней лицом.
