Заключительный параграф приглашал нас явиться в тот же день в 3 часа в полицейское управление на Боу-Стрит. Мы туда не пошли, а отправились вместо того в переполненный «Кин-Хол», где сообщенная нами новость, как вы можете себе представить, вызвала большое волнение. Место собрания было оцеплено констеблями, а в самом зале несколько полицейских стенографически записывали все то, что говорилось с ораторской трибуны. Среди собрания раздался крик, что идет полицейский комиссар, чтобы арестовать нас. Но он лишь принес известие, что разбирательство дела отложено до следующего утра.
В наши планы совсем не входило так рано явиться на отложенное разбирательство дела, и я поэтому послала в полицию вежливое заявление, что мы будем к ее услугам в нашем главном штабе, Клементс-Инн, № 4, завтра в 6 часов вечера. Быстро последовал вслед за этим приказ о нашем аресте, произвести который предложено было инспектору Джарвису. Это он оказался не в состоянии исполнить, ибо мистрисс Драммонд последний день своей свободы посвятила своим личным делам, тогда как моя дочь и я удалились в другую часть Клементс-Инн, представляющего собой громадное здание, в котором легко запутаться. Здесь, в садике на крыше частной квартиры Петик Лоуренс, мы провели весь день, занятые, под нежной синевой осеннего неба, нашей работой и приготовлениями к долгому отсутствию. В шесть часов мы спустились вниз, не заставила себя ждать и мистрисс Драммонд; ждавший нас полицейский чиновник прочел приказы об аресте, и мы все отправились в кэбах в управление на Боу-Стрит. Для разбирательства дела было слишком поздно. Мы потребовали освобождения на поруки, но властям отнюдь не хотелось допустить наше участие в «натиске», к которому мы возбуждали, и потому нам пришлось переночевать в полиции. Всю ночь я пролежала без сна, думая о сценах, которые в это время разыгрываются на улицах.
На другой день утром, в битком набитом зале моя дочь провела свое первое судебное дело. Она получила диплом юриста, но так как женщин не допускают в Англии к юридической практике, ей не пришлось выступать на суде, не считая тех случаев, когда она говорила в роли обвиняемой. В данном случае она решила совместить обе роли – обвиняемого и защитника, и вести дело за нас трех. Она начала с того, что потребовала от судьи передать наше дело на рассмотрение суда присяжных. Мы давно уже хотели перенести дела суфражисток на рассмотрение независимых граждан, так как имели все основания полагать, что чиновники полицейского суда действуют согласно прямым указаниям тех самых лиц, против которых направлена наша агитация. В суде присяжных нам было отказано; но после предварительного допроса судья согласился отсрочить разбирательство дела на неделю, чтобы мы могли к нему приготовиться.
