На Эллис-Аплэнде я провела два с половиной дня, – достаточно долго для того, чтобы можно было успеть представить мое дело на рассмотрение президента, который распорядился о немедленном моем освобождении. Тот, кто придумал задержать меня, совершенно упустил из виду рекламное значение инцидента. Мое турне по стране оказалось благодаря ему гораздо более удачным, и я вернулась во второй половине ноября в Англию с весьма щедрым вкладом американцев в наш боевой фонд, вкладом, который, к сожалению, мне не дали возможности лично передать по назначению.
Ночью перед прибытием в Плимут «Маджестика», на борту которого я находилась, я получила по беспроволочному телеграфу сообщение из нашего штаба, что правительство решило арестовать меня. Этот арест был произведен на другой день при весьма драматичной обстановке. Пароход бросил якорь во внешней гавани, и мы сразу заметили, что залив, всегда кишащий проходящими судами, на этот раз был совершенно пуст. Вдали катер, обыкновенно встречающий пароходы, стоял на якоре между двумя громадными военными судами. Пассажиры столпились у бортов, ожидая в безмолвии, что произойдет в дальнейшем. Вдруг рыбачья лодка перерезала гавань и проскочила мимо мрачных военных судов. Две женщины, окатываемые волнами, стояли на лодке и, когда она быстро проходила мимо нашего парохода, они крикнули мне: «Кошки здесь, мистрисс Панк- хэрст! Они около вас…» Голоса их затерялись в тумане, и мы не слышали ничего больше. Через две-три минуты напуганный юнга появился на палубе и сообщил мне, что эконом просит меня спуститься к нему в контору. Я ответила, что ничего подобного не сделаю, и вслед за тем наверх высыпали полицейские, от которых я уже в пятый раз услышала, что арестована в силу закона «кошка и мышки». Понадобилось послать пять агентов Скотланд-Ярда, двух полицейских из Плимута и надзирательницу из Холлоуэйской тюрьмы, чтобы взять одну женщину с парохода, остановившегося в море в двух милях от берега.
Оставаясь верной своему решению ничем не помогать исполнению возмутительного закона, я отказалась добровольно идти, и полицейские в виду этого подхватили меня и спустили в поджидающий катер. Мы поплыли к Корнишскому берегу, лежащему в нескольких милях и в конце концов высадились у Болл-Пойнт; здесь поджидал автомобиль, отвезший меня и моих телохранителей в Эксетер, где меня посадили в тюрьму и где я провела четырехдневную голодовку. Начальник тюрьмы и надзирательницы открыто выражали мне свое сочувствие, и мне тайком сообщили, что они держат меня только потому, что у них есть распоряжение задержать меня после митинга в Театре Императрицы в Лондоне, который устраивался, чтобы приветствовать меня по возвращении домой. Митинг состоялся в воскресенье вечером после моего ареста, и на нем было внесено на нужды движения 15.000 ф., причем в эту сумму входят 4,500 ф., собранные во время поездки по Соед. Штатам.
