Два летних месяца 1913 г., проведенные с дочерью в Париже, были последними днями покоя и отдыха, какими мне с тех пор суждено было пользоваться. Часть этого времени я употребила на подготовку настоящей книги, потому что мне казалось, что на мне лежит долг дать миру мое собственное точное и ясное изложение событий, поведших к женской революции в Англии. Будут, несомненно, написаны другие истории милитантского движения; когда во всех конституционных странах мира будет введено женское избирательное право, как оно теперь существует для мужчин; когда мужчины и женщины будут работать в мире промышленности на равных правах, как сотрудники и товарищи, а не как конкуренты, хватающие друг друга за горло; когда, одним словом, исчезнут все ужасные и преступные различия, ныне существующие между полами, – историк получит возможность спокойно заняться нашим движением и беспристрастно рассказать о том, как английские женщины подняли оружие против слепого и упрямого правительства Англии и пробили себе путь к политической свободе. Мне хотелось бы дожить до этого времени, чтобы прочесть эту историю, спокойно обдуманную, тщательно анализированную, добросовестно написанную. То будет книга, лучшая, чем настоящая, написанная в лагере, в промежутке между двумя сражениями. Но, может быть, она даст будущему читателю более ясное представление об упорности и напряженности конфликта, о неожиданном и неподозревавшемся мужестве и боевой силе женщин, которые, изведав опьянение борьбы, утратили всякое чувство страха и продолжали свою борьбу, не останавливаясь перед смертью, ни разу не дрогнув на всем пути.
В октябре я отправилась на французском пароходе в свое третье путешествие в Соединенные Штаты. О моем намерении открыто сообщалось в газетах Англии, Франции и Америки. Не было сделано ни малейшей попытки утаить мои намерения и, действительно, при моем отъезде присутствовало два агента из Скотланд-Ярда. До меня дошли слухи, что эмиграционные чиновники в Нью-Йорке попытаются не допустить меня высадиться, как «нежелательную» иностранку, но я не придавала значения этим сообщениям. Американские друзья писали и телеграфировали мне, успокаивая меня, и я поэтому спокойно провела время переезда, работая и набираясь сил для предстоящего лекторского тура.
26 октября мы бросили якорь в гавани Нью-Йорка и тут, к моему изумлению, эмиграционные власти объявили мне, что я должна отправиться в Эллис-Аплэнд для объяснений в Бюро Специального Опроса. Сопровождавшие меня чиновники позволили моей спутнице американке мистрисс Рета Чайльд Дорр сопровождать меня, но никого, даже адвоката, присланного мистрисс О. Бельмонт для моей защиты, не допустили вместе со мной в Бюро Специального Опроса. Я предстала перед тремя членами этого Бюро совсем одна, как это бывает со многими бедными, не имеющими друзей женщинами… Войдя в комнату, я сразу поняла, что против меня были пущены в ход чрезвычайные меры, потому что на столе, за которым сидели члены Бюро, я увидела объемистое dossier из вырезок с отчетами о моих процессах в Англии. Эти вырезки мог доставить Скотланд-Ярд или само правительство. Этих вырезок оказалось достаточно, чтобы убедить Бюро, что я являюсь по меньшей мере сомнительной личностью, а потому мне сообщили, что меня задержат до выяснения вопроса высшими властями в Вашингтоне. Все возможное было сделано, чтобы устроить меня поудобнее.
