Наша хитрость взбесила полицию, и она решила арестовать меня при первом же моем публичном появлении, которое имело место в Павильоне в первый понедельник после только что рассказанного эпизода. Когда я явилась в Павильон, я нашла его буквально окруженным полицейскими, которых собралось здесь несколько сот человек. Я ухитрилась пробраться через внешнюю цепь, но Скотланд-Ярд[3] отрядил в залу своих самых опытных агентов, и меня задержали по пути к трибуне. Окруженная полицейскими, вытащившими свои жезлы, я не могла бежать, но крикнула собравшимся женщинам, что меня схватили, и они так решительно бросились выручать меня, что полиция в течение получаса не могла с ними справиться; только после этого меня посадили в таксомотор и повезли в Холлоуэй. В этот день было арестовано шесть женщин и гораздо больше, чем шесть полицейских временно оказались не в состоянии исполнять свои обязанности.
На этот раз я решила не только сопротивляться заключению в тюрьме, но и протестовать изо всех сил против возможности для меня даже войти в тюрьму. Поэтому, когда мы подъехали к Холлоуэй, я отказалась выйти из кэба, заявив моим «похитителям, что я не хочу больше мириться с медленным убийством на законном основании, которому правительство подвергает женщин. Меня вынесли и перенесли в камеру тюремной больницы. Бывшие там надзирательницы отнеслись ко мне с некоторой мягкостью, убеждая меня в виду моего болезненного состояния раздеться и лечь в постель. «Нет, – отвечала я, – я не лягу, ни разу не лягу, пока меня будут здесь держать. Я устала от этой грубой игры, и я намерена покончить с нею».
Не раздеваясь, я прилегла на постели. Поздно вечером меня посетил тюремный врач, но я не позволила ему осмотреть меня. Утром он пришел снова вместе с начальником тюрьмы и главной надзирательницей. Так как со вчерашнего дня я ничего не ела и не пила, то моя наружность до того изменилась, что доктор не мог скрыть своей тревоги. Он просил меня сделать «небольшую уступку» и дать ему пощупать мой пульс, но я покачала головой, и они оставили меня одну. В эту ночь я чувствовала себя так плохо, что испытала некоторую тревогу за себя, но мне не оставалось ничего другого, как ждать. В среду утром снова пришел начальник и спросил меня с беспечным видом, правда ли, что я отказываюсь от пищи и воды. «Правда», – сказала я, на что он грубо ответил: «Вы очень дешево обходитесь тюрьме». Затем, точно все происходящее не было смешным фарсом, он объявил, что я подвергнута на 3 дня строгому карцеру, с лишением всех льгот. После этого он ушел.
