Я почти ощутил этот самый вкус, намертво связанный с запахом хвои и праздником. Только в следующий момент забыл о нем, поскольку боль в голове дошла до такой степени, что меня вырвало — желчью и остатками слизи.
Ррагат смотрел на меня с удивлением, что-то говорил, но я его не понимал.
— Что с тобой? — спросил подскочивший Макс. — Опять оно?
Я кивнул и едва не заорал, мозг качнулся внутри черепа, словно в чане с кислотой. Совершенно не понимая, что делаю, я ткнул пальцем в ложбинку за ухом — отключить, отключить проклятую штуку!
Нащупал крохотный шарик под кожей, сдвинул его… и боль исчезла, ушла.
Подскочил испуганный Везиг, затараторил, но его речь осталась набором бессмысленных звуков.
— Все у него в порядке, ха-ха, — вопреки словам Макс выглядел встревоженным, поперек его лба легли две морщины. — Егор, ты ведь понимаешь меня? Понимаешь, где ты?
— Да, да, — ответил я. — Тебя понимаю, а вот их — уже нет.
Раньше приступы, связанные с глюками переводчика, заканчивались быстро, проходили сами, но этот оказался уж очень болезненным.
— Сейчас, — я сглотнул. — Попробую включить обратно.
Правило обхождения с любым сложным прибором — отрубить, если он не пашет, как надо, а потом снова ввести в действие; удивительно, но этот иррациональный алгоритм иногда помогает.
Я глубоко вздохнул, вновь нащупал шарик под кожей и сдвинул его обратно.
Словно кипятком плеснули внутрь головы, я содрогнулся, поспешно выключил переводчик.
— Дело швах, — сказал я, переведя дух. — Придется тебе помогать, если что.
— Ничего, мы им покажем, — Макс потрепал меня по плечу, и мы вернулись к работе, пока конвойные не заметили, что у нас не все в порядке.
Работа, к частью, была простой, и в большинстве ситуаций мы могли объясниться жестами. Ну а когда Везиг или Ррагат не понимали меня или я не понимал их, то приходилось звать Макса. Мы с ним общались на одном языке, ну а его переводчик всегда функционировал идеально.
«А что, если я не смогу его больше включить? — думал я, ворочая тяжелые механизмы. — Что тогда?.. Я перестану понимать приказы бриан, и они расстреляют меня за неповиновение. Но даже со своими я общаться не смогу, начиная с Билла, хотя мы и родились на одной планете.
Только вот он по-русски ни бум-бум, а мой английский сводится к „фэйсом об тэйбл“ и „дую пиво эври дэй“».
После того, как Етайхо упомянула общий язык Гегемонии, я заглянул в Живую Энциклопедию. Та оказалась сытой и в настроении, и от нее я узнал, что общее наречие для огромного государства было специально сконструировано — надо же, можно делать языки! — по приказу Седьмого Гегемона чуть меньше трехсот лет назад; что им пользуются практически все, даже варварские народы.
