Мои женские инстинкты возмутились против некоторых взглядов, принятых в обществе. И только Богу да моему дорогому спутнику жизни было известно, сколько я тогда выстрадала. Несколько случаев подтвердили еще истину, которую ясно мы чувствовали сердцем, она все более и более проникала в сознание. Одна молодая мать была заключена в ньюгейтскую тюрьму за убийство своего ребенка. Отец ребенка, нарушив обещание, данное женщине, бросил ее и забыл о ней. Он находился под защитой общественного молчания, столь восхваляемого оксфордскими философами. Молчание со стороны общества не есть ли в сущности участие в преступлении? С совершенно спокойной совестью вернулся этот человек к своей прежней жизни в обществе и, быть может, даже получил академические отличия. Мне хотелось посетить несчастную женщину в тюрьме и поговорить с ней о Боге, который видит несправедливость, заставляющую ее страдать. Он, милосердный, жалеет ее. Муж мой написал священнику ньюгейтской тюрьмы, прося его прислать к нам женщину после отбытия наказания. Нам нужна была прислуга, и Джордж думал, что она может взять на себя эту обязанность. Женщина явилась к нам. Это была первая из стольких несчастных, которых мы впоследствии приютили под своей крышей.
Как-то случилось, что странствующий цирк расположился по соседству с нами. Одна из наездниц дала нам знать, уж не помню, каким образом, о своем горячем желании покинуть свой образ жизни. Вероятно, акробатические упражнения составляли только часть ее обязанностей. Стремления ее были гораздо выше, чем можно было бы ожидать: она желала отдать себя на служение Богу. «Я вижу свет, – говорила она, – и хочу следовать за ним». Она тайно посещала часовни и церкви. Однажды она убежала, сама не зная, куда идет, но ее вернули силой.
Как-то вечером в воскресенье, когда спала уже жара летнего дня, я села у открытого окна, чтобы немного подышать свежим воздухом. Вдруг я услышала крик отчаяния, он исходил, казалось, из чащи деревьев и громко раздавался в сгущавшихся сумерках. Да, крик женщины, несомненно. Казалось, она стремится к небу, а ее тянут в ад. Сердце мое сжалось от боли. У меня явилось желание выпрыгнуть из окна и скрыться вместе с несчастной в каком-нибудь убежище. Но вот крик прекратился… Я не могу точно определить впечатление, которое произвел на меня этот случай, знаю одно, что оно было чрезвычайно глубоко и сохранилось до сих пор во всей своей силе. Помню, что во тьме, которая уже окутала землю, мне показался зарождающийся свет, и в самом крике отчаяния слышна была нотка надежды. Свет был далеко, очень далеко, но приближался понемногу, а легкий ветерок, колебавший листву больших деревьев, шептал слова надежды и утомления. Вместе с зарождающимся днем я яснее, чем когда-либо, увидела высокую стену предрассудков, построенную на основании лжи, а за ней скрывался целый мир страданий, горя, несправедливости и преступлений, о которых «не надо говорить», даже шепотом. Казалось, нет сил человеческих для того, чтобы добраться до этих страданий и облегчить их…
