Из примера прошедших веков ясно выступает для меня еще следующая истина: всякое движение, согласное воле Божьей, должно быть подготовлено «молитвой», должно черпать свое вдохновение в Боге.
Поэтому на вопрос: «Есть ли наше движение христианское?» – я отвечаю: «Да, оно христианское», – но не в том смысле, в каком понимают некоторые, то есть, вернее, они совсем не понимают. Профессор Фурнье, например, и многие другие думают, что много христиан, т. е. людей, принадлежащих к официальной религии, поднялось во имя этой религии, чтобы руководить нашим движением. Это чистейшее заблуждение, и я тотчас докажу, что совершенно ложно мнение, будто аболиционистское движение было движением религиозным. Точно так же неверно, будто движение это постепенно отклонилось от своего пути, потому что в ряды его приняты были «язычники», т. е. атеисты, социалисты и все люди, участие которых пагубно, как говорят, для самого дела.
Может быть, покажется парадоксом то, что я скажу, но я должна сказать моим друзьям правду. Аболиционистское движение начато по воле Божией. Оно подготовлялось несколько лет горячими молитвами, но никогда не покровительствовали ему христиане, принадлежащие к официальной церкви. Действительно, церкви только спустя некоторое время, мало-помалу, снизошли до того, чтобы исследовать вопрос. Епископы и священнослужители различных религий отнеслись к нам, маленькой группе инициаторов, с полным пренебрежением. Наше возмущение против несправедливости зажгло искру, разгоревшуюся в грандиозный пожар. Часть населения, именно средний и рабочий классы, особенно последний, поднялись против закона, который был создан только для одной части граждан. Сердце народа было затронуто тем, что привилегированные классы поколебали гарантии, находящиеся в нашей конституции со времени короля Иоанна; и всё это для того, чтобы сыновья их получили выгоду от гибели дочерей народа.
Гнев быстро охватил одну часть населения, он дошел до парламента и смутил наших законодателей. В конце концов церкви приняли участие. Страна превратилась в настоящее поле сражения, где шла борьба за справедливость. Надо признаться, что между нашими друзьями-рабочими было много набожных людей, они собирались группами и посылали сообща горячие молитвы Богу за успех нашего дела, но главным двигателем были вопросы справедливости и вопрос о сословном эгоизме.
Нужно по справедливости добавить, что несколько личностей из высших классов были за нас с самого начала движения. Это были избранные умы, чувство справедливости этих людей было оскорблено ужасным законом. Между ними было несколько членов парламента, и я благословляю их имена. Были также духовные лица, как, например, каноник Фоул, слушатели его были положительно скандализированы тем, что он несколько воскресений подряд произносил в соборе проповеди против узаконения разврата. Точно так же действовал мой муж, некоторые из его коллег и один-единственный епископ, широта взглядов которого объясняется, вероятно, тем, что он был долгое время в колониях, там он многому научился в сношениях с бедными туземцами своего прихода. Несколько из самых уважаемых наших сотрудников, включая также сэра Джемса Стансфельда, принадлежали к унитарам. Я думаю, что христиане-евангелисты нашего времени не желали бы иметь их в своей среде. Мы никогда не спрашивали присоединившихся к нам, каковы их религиозные убеждения, и не интересовались даже тем, есть ли вообще у них какие-нибудь религиозные убеждения. Мы протягивали руку всем, кто к нам обращался. Присоединялось к нам много несчастных, к которым общество отнеслось слишком сурово, много таких, которые терпели от несправедливости, у которых неудачно сложилась жизнь, и они хотели как-нибудь изменить ее течение. С радостью принимали мы всех, несчастье и страдания которых вопиют к Небу, хотя сами они, быть может, никогда не обращались к Тому, Кто понес все наши немощи.
