Заболевание Владимира Глебовича началось вовсе не с какого-либо видимого недомогания: со слабости, вялости или чего-то такого, что обычно считается признаком болезни, — наоборот. Владимир Глебович чувствовал себя совершенно неплохо, а в чем-то даже и превосходно. Только какое-то тревожное настроение исподволь стало покорять его. Все началось с крохотного, незначительного чувства Майков подробно запомнил те обстоятельства, которые сопровождали появление этого состояния в его сознании.
Через несколько дней после встречи с Петром Петровичем Владимир Глебович работал у себя в мастерской на даче. Он провел за мольбертом уже несколько часов; работа шла спокойно, без ненужной суеты и часто посещавшего Владимира Глебовича в последнее время беспокойства. Майков запечатлевал одно из состояний своего сознания без особого обдумывания, он срисовывал свое видение. Отметим, что он вообще мало обдумывал свои произведения в традиционном смысле этого слова, скорее они неизвестно как проникали в его Я, и там, наоборот, двигали мысль, которая приходила уже позже их появления. То есть мысль оказывалась не первичной, а вторичной. Майков же думал в эти минуты: ах, вот оно что, вот оно как, оказывается, может случиться. И хотя он думал, что он отразил именно эту свою картину, на самом же деле люди, которые видели картину, видели совершенно иное, не то, что Майков. И они, в свою очередь, говорили: ах — вот что он хотел сказать. Вот оно что…
Итак, Майков в мастерской писал картину. На ней уже были видны контуры совершенно черной человеческой фигуры, вдавленной в глубокое фиолетовое пространство, с выделяющимися на нем кубами, выраставшими из глубины картины и превращавшимися в фиолетовые же деревья. Черный человек, которого писал Майков, также выходил из фиолетового фона и устремлялся к ее середине, все более и более распухая и занимая все большее и большее пространство. Казалось, что пространство внутри этого человека живет по другим, нежели обыкновенное пространство, законам. Нечто объединяющее эти два чуждых пространства было и в самом человеке. И, если бы посторонний наблюдатель присмотрелся повнимательнее к этому человеку, то увидел бы вдруг, что он вовсе и не черный, а просто глубоко фиолетовый и также вылазит из уходящего в неведомую глубь майковских видений фиолетового фона. И еще вот что: наблюдатель этот мог бы заметить, что человек этот чем-то отдаленно походил на самого Владимира Глебовича.
