Слыша её слова, не совсем понимая их, Варвара чувствовала, что в применении к ней они значат одно: её исключат за первую же провинность. Её встречают как врага, и ей не будет пощады.
Так началась борьба. С одной стороны – школа с почти вековой традицией, с начальницей, десятками учителей, классных дам и учительниц, с пятью сотнями учениц, с другой – Варвара. С мужеством, с огромным физическим и нервным напряжением она работала над собой, подгоняла себя к типу девочки, требуемому школой. Она изменила голос, из крикливого на ровный и мягкий; она изменила походку и, уже не топая ногами, ходила бесшумно; она не размахивала руками, не сморкалась в подол, не почёсывала спину о стенку. Она была воплощённым вниманием и покорностью, терпением, смирением, услужливостью. Она словно расстилалась по полу, позволяя топтать себя всем, кому вздумается, ибо она знала – ни одна из её ошибок не пройдёт незамеченной, никакой промах ей не простится. Слишком много глаз было обращено на неё – на диковинку школы, слишком много вокруг было зрителей. Это она должна была являть собою образ совершенства в младшем приготовительном классе.
Она узнала много новых мучений. Ей новы были заботы о своей особе: о безукоризненной чистоте рук, о причёске, о белизне зубов. Форменное платье дома оберегалось, как святыня, воротнички и манжеты Варвары были белейшими в классе. В дождь, в грязь, в снег, когда большинство учениц приезжало в экипажах, Варвара мерила расстояние от своей лачуги до мощёных улиц города пешком. Она двигалась путём акробатических прыжков, избегая луж и промоин. Спрятавшись за последним к гимназии углом, она вынимала из кармана принесённую палочку и тряпочки, отскребала грязь и старательно обтирала ботинки. В гимназии же старалась ступать легко, чтобы не оставить следов на паркете.
Другим её несчастьем были волосы – жалкие, бесцветные, пучками росшие косички плохо вскормленного и худосочного ребёнка, доныне не знавшие никакого ухода. Они не заплетались аккуратно, не лежали ни гладко, ни волной, как у других девочек; они торчали колючками, словно почвою их была не голова Варвары, а бесплодные пески пустыни. Они выбивались из-под круглого гребня (он стоил двадцать копеек!), приподнимая его. И убедившись, что никто не видит, поплевав на ладонь, Варвара старалась пригладить волосы. Из экономии она чистила только четыре передних, торчащих изо рта зуба, остальные, она надеялась, не были видны.
