Степень условности изображенного автор иронично подчеркивает завершением повести. Здесь откровенно осмеивается тот чересчур доверчивый читатель, который бы захотел потребовать отчет в истинности событий. Автор как бы признается в своей мистификации, впрочем, ничуть не чураясь ее.
С пристальным вниманием следил В. Г. Белинский за публикациями М. С. Жуковой. Критик посвятил ее работам целый ряд специальных рецензий. Первую известность принесли М. С. Жуковой «Вечера на Карповке», вышедшие двумя книгами в 1837–1838 годах. Исследователи справедливо, на наш взгляд, усматривают в этом цикле произведений влияние пушкинских повестей Белкина. Речь не идет о том, чтобы сопоставлять художественные достоинства творений гения и произведений, созданных, по словам Белинского, «обыкновенным талантом». «Излучение» творчества гения по-разному воспринимают последователи. Оно сказывается в изменении эстетических критериев, жанровых установок, образного языка, направления стилевых исканий. Творческая установка М. С. Жуковой высказана во вступлении к «Вечерам на Карповке»: «Я уверена, что каждый из нас, если только захочет порыться в памяти, то найдет в ней многое слышанное, виденное, происшествия, в которых сам был действующим лицом или зрителем». Отсюда и естественность возникновения предлагаемых читателю повестей: «Я получила позволение собрать и издать повести, которые слышала в гостиной… Я не переменила в них ни одного слова и выдаю так, как они были написаны для больной старушки. Продолжение будет зависеть от внимания, которым удостоит публика первый труд мой».
«Вечера на Карповке» точно следуют руслом романтической эстетики. В сборниках повестей, вышедших двумя изданиями в 1840 и 1841 годах, реалистический элемент звучит отчетливей. В. Г. Белинский писал об этом: «В повестях г-жи Жуковой уже видно как бы невольное стремление вследствие духа времени — искать сюжетов в действительной современной жизни и заботиться о естественном изображении подробностей быта и ежедневной жизни героев, сообразно с их положением в обществе и степенью их образованности»[7].
В то же время критик отмечал «розовую краску поддельной идеализации» некоторых героев, отсутствие (так же как у Е. А. Ган) разумной дозы иронии и особенно растянутость. «Каждая из них (повестей, — В. У.) могла б быть по крайней мере целою третью меньше, — и была бы, без всякого сомнения, лучше»[8].
У нас нет документальных свидетельств того, как писательница отнеслась к этим критическим замечаниям. Но ее последние произведения отличает большая компактность, в ряде описаний отчетливо проступает тонкая ирония. Это относится и к повести «Дача на Петергофской дороге», которая со времени публикации в «Отечественных записках» в 1845 году более не переиздавалась. Отчетлива ироничность в характеристике главного героя, титулованного, но поиздержавшегося жениха, князя Евгения, его матушки и тетушки.
