Федор Иваныч, сдавая путевку, в шутку, не надеясь ни на что, спросил Катерину:
— Хоккей-то будешь смотреть?
— А как же.
— Пригласила бы.
— Только тебя и ждали, — с привычной неприступностью ответила. — Без тебя и хоккей не хоккей. Того и гляди наши проиграют. — И вдруг, улучив момент, чтоб никто не слыхал, сказала: — Приходи, чаем напою. — И как-то по-серьезному добавила: — Приходи. Осточертело одной.
Федор Иваныч вытаращил глаза. Такого оборота он не ждал.
— Чего уставился? Испугался?
— Да я… С удовольствием! В баню сбегаю и… как раз к хоккею. — И Федор Иваныч веселой прытью выскочил из диспетчерской.
* * *
Вскоре стали замечать: вернется Федор Иваныч из рейса, машина в гараже, а самого не видно. Койка в общежитии до полуночи пустует. А то и до утра.
Как-то вечером Федор Иваныч брился перед зеркальцем. Вадька, рыжебородый малый, болтун и насмешник, демонстративно улыбнулся и сказал:
— Ну, ты, Федор Иваныч, и даешь! Надо же…
Что-то в голосе Вадьки прозвучало такое, что рука с бритвой у Федора Иваныча на секунду остановилась. Вадька, думая польстить Федору Иванычу, брякнул:
— Под такую бабу ключи подобрал. Силен мужик!
Федор Иваныч снял с плеча полотенце, сложил вдвое и хлестнул Вадьку по физиономии. Оглядел притихших шоферов и спросил:
— Может, еще кто поболтать хочет?
Вадька растерянно молчал.
— Что ж тут такого? — наконец-то выдавил он из себя. — Я же не по злобе.
— Ясно, что по глупости, — поддержал Федора Иваныча сосед по койке. — А за такую глупость в самый раз по морде получить.
Бабы не оставили без внимания Катерину. Как-то в магазине в ожидании хлеба — пекарня запоздала — собрались поселковые хозяйки. Заскочила и Катерина. И сразу примолк говорок.
— Хлеб-то скоро будет? — спросила Катерина.
— Скоро, — ответила продавщица.
Опять помолчали.
Заговорила Лизавета, жена старшего механика. Катерина сразу-то и не поняла, о ком и о чем речь. Мало ли Лизавета болтает. Она всегда все раньше всех знает. У нее всегда самые последние известия.
— Что же ты, помоложе не нашла? — повернулась она к Катерине. — Да ведь и то сказать — старый конь борозды не испортит. Вот только женатик…
Катерину как кипятком хватило. Дух сперло. Вот оно! Начинается. Не обошлось.
— Что ты сказала? — взглянула она на Лизавету. — Помоложе? И чтоб не женатик? А тебе какое собачье дело? — Катерина шагнула к Лизавете и по пути взяла с весов килограммовую гирьку. — Еще раз где-нибудь вякнешь, — она замахнулась гирькой, — тюкну между глаз — и поминай как звали. Второго раза не попросишь.
