— А-а! Это ты? — проговорил Волков, узнав Федора Иваныча.
Шоферы, не спускавшие с начальства глаз, столпились у дверей, а уходить не торопились. Волков хотел прикрикнуть на них, но, махнув рукой, опустился на скамейку, снял свою богатую шапку. Густые белокурые волосы были спутаны и потны. Расстегнул полушубок, помахал на себя шапкой.
— Вы что думаете? Мне легко? Вот накричал… Женщину обидел. А на «Песчаном» топливо кончается. — Он помолчал, глядя в свою шапку. — Устал я. Извините. — И, раздвинув широкой грудью столпившихся у дверей шоферов, ушел. Разошлись и шоферы. Остался Федор Иваныч.
— Перетрусила? — спросил он у Катерины.
Та зло сдвинула брови, но тут же улыбнулась.
— Не особенно. Это сначала, а потом осмелела. Все нипочем стало. И знаешь, отчего?
— Ну?
— Очень ты на меня смотрел презрительно. Шофера хохочут, а у тебя лицо… Будто ты что-то вонючее нюхаешь. Да еще и плюнул со злостью. Тут я и подумала — да что же это такое? Человек я или нет? — Катерина поправила платок, прошлась от стола до печки и обратно. — Ну ее к черту, эту работу! — Она собрала в груду документы, швырнула их в стол. — Пропади все пропадом!
В этот поздний вечер Федор Иваныч проводил Катерину до дома. Они даже постояли у калитки, посмеялись, обсуждая встречу с начальством. Идя к себе, Федор Иваныч думал и о Катерине, и о Волкове.
Катерина была для него немножко маленьким начальством, от которого кое-что зависело, но не очень, немножко смазливой бабенкой, за которой неплохо бы и приволокнуться. Сегодня он увидел кое-что и другое. Характер.
Федор Иваныч шел и улыбался. Молодец баба! Перетрусила, конечно… Но не сдалась! Побелела, глазищи горят. Волков и не пикнул. Осадила намертво. «Устал», — говорит. Что ж, может, и верно устал. Федор Иваныч вспомнил, как тот хмуро смотрел в свою пушистую шапку, и пожалел его. Служба-то у него не из легких. Федор Иваныч знает, как делается план по добыче «металла». Нет того собрания, чтоб не кричали о плане. То бульдозеров не хватает, то экскаватор срочно нужен, а его нет, то автобаза подведет — половина машин в ремонте. Было бы все в норме — и начальству было бы легче. Все живет этот неписаный лозунг «Давай! Давай!». Тут уж не до улыбок и любезностей. «А Катерина-то! — снова переключился Федор Иваныч. — Надо же!.. Приятная женщина. Тяжко ей небось, одинокой».
Утром Федор Иваныч укатил в рейс. Вернулся через несколько дней усталый, грязный, голодный. В диспетчерской шумели шоферы. Вечером хоккей. И не просто хоккей, а с чехами. Клубный телевизор вышел из строя. Какое-то сопротивление сгорело, и взять негде. Болельщики проклинали свою судьбу.
