Герцог взирал на все это не шевелясь, в мрачном молчании, и несчастная мать, ослабленная до крайности своими страданиями, подумала, что от горя он не может ни шевельнуться, ни заговорить, с отчаянным усилием привстала на ложе, схватила сына за руку и крикнула изо всех сил, что у нее еще оставались:
– Карл, сын мой! Что с вами? Бедное мое дитя, не нужно отчаиваться! Я поправлюсь, это безделица, это пройдет! Только мешкать нельзя! Позовите на помощь, позовите моего лекаря! О, вы представить не можете, как мучительна эта боль!
– Ваш лекарь, – заговорил Карл протяжным и холодным голосом, и каждое слово его ударом кинжала пронзало сердце Агнессы Дураццо, – не сможет прийти.
– Почему? – спросила ошеломленная герцогиня.
– Человек, который узнал постыдную нашу тайну, не должен жить.
– Несчастный! – вскричала умирающая, не помня себя от ужаса и скорби. – Вы убили его! Вы, может статься, отравили свою мать! О Карл! Карл! Да помилует Господь вашу душу!
– Вы сами этого хотели, – глухо продолжал Карл, – это вы толкнули меня на преступление и отчаяние. Это вы стали причиной моего бесчестья в этом мире и погибели в мире ином!
– Что вы такое говорите? Карл, милый, сжальтесь, не дайте мне умереть в этих ужасных сомнениях! Говорите, мой сын, говорите же! Я уже не ощущаю яда, снедающего меня. В чем вы меня упрекаете? Чем я виновата?
И она устремила на сына растерянный взгляд, в котором материнская любовь еще боролась с жутким подозрением, что умирает она от его руки. Видя, что Карл остается глух к ее мольбам, она повторила с душераздирающим криком:
– Говорите! Заклинаю небом, говорите, пока я еще жива!
– Вы носите дитя, матушка.
– Я? – вскричала Агнесса с надрывом, едва не разорвавшим ей грудь. – Господи, прости его! Карл, ваша мать вас прощает и на пороге смерти благословляет вас!
Карл обнял ее и в исступлении стал звать на помощь. В этот миг он готов был спасти ее ценою собственной жизни, но было поздно. Крик вырвался из глубины его души, и он упал на бездыханное тело матери. В таком положении его и нашли слуги.
Странные слухи ходили при дворе о смерти герцогини Дураццо и исчезновении ее лекаря. Единственное, что не вызывало сомнений, – это угрюмая скорбь, прорезавшая глубокие морщины на челе Карла Дураццо, и без того печальном. Одна лишь Катерина Тарентская понимала, сколь ужасна причина его уныния, зная наверняка, что племянник одним ударом убил своего лекаря и отравил мать. Не ожидала она увидеть таких жестоких и искренних терзаний в человеке, которому никакое преступление не чуждо: в ее глазах Карл был способен на все, за исключением угрызений совести. И эту его мрачную, сосредоточенную печаль она сочла дурным предзнаменованием для собственных планов. Ее целью было внести раздор в семью племянника, чтобы занять его на время и не дать ему помешать свадьбе Роберта Тарентского с королевой. Что ж, результат превзошел все ожидания: Карл, разорвав узы нежнейшей любви, выше которой нет, сделал очередной страшный шаг на своем преступном пути и теперь, с горячечным пылом и жгучей жаждой мести, предался своим самым дурным страстям.
