ЦК РКП(б) 18 июня 1925 года принял резолюцию «О политике партии в области художественной литературы». В ней провозглашалось, что «партия в целом отнюдь не может связывать себя приверженностью к какому-либо направлению в области литературной формы». ЦК партии «за свободное соревнование различных группировок и течений в данной области».
В Кремле с 3 по 10 октября 1925 года проходил Пленум ЦК РКП(б). А.И. Микоян вспоминал: «В ходе дискуссии Рыков выступил неожиданно резко и грубо против Зиновьева и его группы, заявив, что они раскольники, подрывают единство партии и ее руководства. В этом случае, говорил он, чем раньше они уйдут из руководства партии, тем лучше. Для того времени были еще характерны товарищеские отношения между оппозиционной группой и членами ЦК. Выступление Рыкова прозвучало настолько резко, обидно и вызывающе, что Зиновьев, Каменев, Евдокимов, Харитонов, Лашевич и некоторые другие — к ним присоединилась и Надежда Константиновна Крупская, которая стала вдруг поддерживать Зиновьева и Каменева, — заявили: “…Если нас так игнорируют, то мы уходим”. И демонстративно ушли с этого заседания.
На всех членов ЦК, которые хотели сохранить единство, их уход произвел действие шока. Наиболее чувствительный и эмоциональный Орджоникидзе даже разрыдался. Он выступил против Рыкова и со словами “Что ты делаешь?” бросился из зала в другую комнату. Я вышел за ним, чтобы его успокоить. Через несколько минут мне удалось это сделать, и мы вернулись на заседание. Рыков и Сталин не ожидали такой реакции Серго и других членов ЦК. Серго, конечно, понимал, что Рыков это сделал не без ведома Сталина. Видимо, они заранее сговорились. Члены ЦК потребовали послать группу товарищей — членов ЦК — к Зиновьеву с приглашением вернуться на заседание Зиновьеву и всей группе… Зиновьев и другие ушли с заседания возбужденные, удрученные. Я думал, что мы застанем их в таком же подавленном состоянии, обеспокоенными тем, что случилось. Когда мы пришли (они были все в Секретариате Зиновьева в Кремле), то увидели, что они весело настроены, рассказывали что-то смешное, на столе чай, фрукты. Я был удивлен. Мне тогда показалось, что Зиновьев артистически сыграл удрученность и возмущение, а здесь, поскольку сошел со сцены, перестал притворяться. Все это произвело на меня удручающее впечатление. Но, видимо, все же они были очень рады, что мы за ними пришли — сразу согласились вернуться. На этот раз разрыв удалось залатать».
