Судя по всему, подумала Грир, такая и будет у меня компания, и нынче вечером и, похоже, каждые выходные. Все это выглядело бессмыслицей, не к таким она принадлежала и все же оказалась среди них, одной из них. По-этому она зачерпнула полную горсть попкорна, который, как выяснилось, так отсырел, будто бы плавал в супе. Грир хотела было завести беседу: расскажем друг другу о себе и о том, как нам муторно. Она собиралась посидеть тут, в зале, хотя Кори призывал ее не оставаться сегодня дома, сходить на какую-нибудь вечеринку или еще куда на кампусе. «Наверняка что-нибудь подходящее подвернется, – сказал он. – Импровизни. Импровизнуть – самое то». Ведь это первые ее выходные в колледже: он считал, что ей нужно дать себе волю.
Она ответила – нет, не хочет она давать себе волю, лучше поступит по своему разумению. В будни будет супер-студенткой, станет сидеть в отдельной кабинке в библиотеке, склонившись над книгой, точно ювелир с лупой. Книги – отличные антидепрессанты, мощные, как СИОЗС[2]. Она всегда была одной из тех девочек, которые подбирают под себя ноги в носочках и приоткрывают рот от сосредоточенности, доходящей до идиотизма. Печатные слова выплясывали перед ней хороводом, создавая соответствующие образы, не менее отчетливые, чем странствующая по экрану родня молодого иранца. Читать она научилась еще до детского сада – когда заподозрила, что родителям не больно-то интересна. С тех пор так и читала – запоем проглатывала все детские книжки с их предсказуемым антропоморфизмом, добралась до странного и прекрасного формализма девятнадцатого столетия, металась вперед-назад по историям кровавых войн, добралась до обсуждения Бога и божественности. Самый сильный отклик, вплоть до телесного, у нее вызывали романы. Однажды она так долго и неотрывно читала «Анну Каренину», что глаза воспалились от перенапряжения – пришлось лежать в кровати с махровым полотенцем на лице, как делали те самые литературные героини прошлого. Романы сопровождали ее все детство – период защищенной изолированности – и, видимо, останутся с ней, какие бы перипетии не ждали ее во взрослой жизни. Даже если в Райланде окажется совсем худо, она точно сможет здесь читать, потому как это ведь колледж, читать в нем положено.
Но сегодня книги утратили привлекательность, лежали нетронутые, позабытые. Сегодня в колледже можно было только веселиться на вечеринке или сидеть в безликом зале общежития, в безкнижье и самоедстве. Она знала, до какого исступления может довести обида. У обиды, в отличие от голого горя, есть собственный
