Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов | страница 22
С Земекисом все ясно: его мечта – превратить всех персонажей в «кроликов Роджеров». Больше удивляют имена сценаристов: Роджера Эйвери (былой сообщник Тарантино) и панк-эзотерика Нила Геймана. Гейман – автор гениального романа «Американские боги» о том, что переселенцы, от викингов до местечковых евреев, завезли в Америку своих богов, да и позабыли о них. Боги теперь мыкаются: кто таксистом, кто рабочим на чикагских бойнях. Впрочем, у них есть моральное оправдание. Если их упрекнут в измене «чистому искусству», они всегда могут сказать, что древним героям, забытым людьми, ничего не оставалось, как наняться в Голливуд.
Битва за Севастополь
Россия, Украина, 2015, Сергей Мокрицкий
На Украине фильм о легендарном снайпере Людмиле Павличенко демонстрируется, как изначально и задумывалось, под адекватным названием – «Несокрушимая». Но неточность и конъюнктурность российского названия едва ли не единственное, что можно поставить в упрек лучшему за 25 лет фильму о Великой Отечественной.
Обороны Севастополя в фильме не то чтобы нет, но занимает она от силы четверть экранного времени. Да битвы как таковой – «бой в Крыму, все в дыму» – и не может быть в фильме о снайпере просто потому, что его работа камерная, штучная. И, что главное, вынесенная в заглавие битва оказывается, на взгляд авторов, не звездным часом, а катастрофой для героини, израненной не столько физически, сколько – самой своей работой – психически и психологически.
Зато в фильме нет многого другого, что составило дурную славу военно-патриотическому кино новейшего образца. Нет оргии компьютерной графики, а когда она используется, вздрагиваешь, как от грубого вторжения чего-то неорганического в живую плоть фильма. Нет ни утрированных истерик, ни натужного, неискреннего пафоса. Нет кровавых чекистов и прочих заградотрядов: чекист тут только один, и это отец героини, чье молчание в семейном кругу говорит о 1937-м больше, чем сотня расстрельных сцен.
Нет ни одного «хорошего» или, на худой конец, «неоднозначного» немца, без которых наше кино уже и не обходится. Война вообще дело однозначное. И эта ее жестокая однозначность великолепно сконцентрирована в сцене встречи нового, 1942 года в Севастополе. Маленькая девочка читает бойцам симоновское «Убей его!», и эта объективно кошмарная декламация ни в коем случае не вызывает интеллигентной реакции в духе «Ах, война, что ты, подлая, сделала».
Проще говоря, это первый в России фильм не столько о человеке на войне, сколько об отношениях человека и войны. Войны, понятой, по словам одного из командиров, напарников и любимых мужчин Людмилы, как «такая жизнь». Ну и, конечно, «такая работа», чьи технологические подробности захватывают.