Большинство членов бюро и штаба взяло сторону Петрухи. Только Ия Смородина с прежним возмущением стояла на своем:
— С таким подбором людей завалим дело.
Слов ее Петруха не слышал. Он широким шагом махал по городу, не замечая ничего вокруг. Уж далеко от горкома остановился, сунул руку в карман, где лежала путевка в родные края, и повернул в сквер.
Все тут было затоплено светом. Земля курилась теплом.
Петруха сел на скамейку против большой клумбы, заваленной смолистым черноземом. По ту сторону девушка-маляр в синей спецовке красила цветочную тумбу — острый запах олифы расплескался далеко окрест, и казалось, что под светлым небом все обновляется, все украшается.
Сидеть не хватило сил. Петруха встал и снова пошел, а проходя мимо девушки-маляра, шутливо бросил ей:
— Эй, курносая, красоты своей не попорти.
Все последнее утро прошло в суете. Едва выкроилась минута, чтобы сбегать проститься с Камой. Здесь, на берегу, увидев пароходы, услышав рабочий шум порта, Петруха понял, что он будет тосковать. Видимо, не бесследно прожиты годы! Видимо, сердце сумело сберечь и хорошие чувства. Под влиянием нахлынувших добрых мыслей ему захотелось сходить к тетке Зое Яковлевне, но уже не было времени, и он почти бегом пересек Нижнюю улицу.
Когда прибежал на вокзал, у вагонов бурлила людская сутолока. Звенели голоса девчонок. Стоял смех. Какой-то старичок с клинышком седой бородки на белом отечном лице ласково мигал глазами и строго пристукивал тяжелой тростью об асфальт.
— Смотри у меня, пострел, — письма — каждый день. Ну, ладно, через день. А то сам приеду — пощады не будет.
Широко расставив толстые и короткие ноги, стояла плотная, как вылитая из чугуна, женщина и, растирая слезы по лицу, жалобно причитала:
— На меня, Катенька, не сердись. Бранилась я, тебя жалеючи. А теперь казниться стану. Слез своих не выплачу…
Похожая на свою мать, пухлая девушка, с двумя длинными косами, брошенными на грудь, кусала губы и повторяла:
— Мамочка, не плачь. Не плачь, мама.
В голове состава кто-то истошно звал:
— Садовские! Ко мне!
У товарного склада сбилась куча парней. В середке, на багажной тележке, кинув ногу на ногу, чубатый баянист чеканил куплет за куплетом, а молодые, звонкие голоса глушили друг друга в задорной песне.
Засмотрелся Петруха на ребят и не заметил, как к нему подошел Евгений Николаевич. Он в белой вышитой рубашке, причесан с пробором, весь свежий и праздничный. Даже два стальных зуба блестят как-то необычно ярко.
