— Ты, Зина, смотришь на меня и думаешь: бывалый он тут человек. Вижу, Зина. Я вообще все вижу. Признаюсь, не часто, но заглядываю сюда. Сяду вот за этот столик и гляжу в окно, как в разные концы уходят поезда. Едут тысячи людей. Куда, спрашивается, едут, зачем? Все ищут счастья, хорошей жизни. И я бы уехал с ними.
— Люди едут за счастьем, а ты?
— И я тоже. Ведь худа от добра не ищут.
Зина недоверчиво поглядела в глаза парня, потом с лукавой улыбкой погрозила ему пальцем:
— Это ты шутишь. Уж если кому бежать за счастьем, так это нам, девчонкам. А парни, они все могут…
— Ты плохо знаешь людей. Давай выпьем. Пей, ведь пиво — не водка.
Выпили. Володя долго вертел в тонких пальцах пустой фужер, потом тяжело вздохнул:
— Как все осточертело. Ей-богу, очень плоха жизнь, когда начинаешь над нею думать. А не думать не могу.
Он утомленно закрыл глаза, потер ладонью лоб, взлохматил брови.
— Я очень устал от дум. Они не дают мне покоя. Мой отец, Зина, ученый и, конечно, хочет, чтобы сын шел по его стопам. А зачем, спрашивается. Зачем? Из-за длинного рубля, из-за положения? А я не хочу всего этого. Не хо-чу.
Володя запальчиво взмахнул рукой и едва не столкнул со стола бутылку. Он переставил ее дальше от себя и продолжал:
— И ведь этим страшным пороком заражены многие, хотя каждому известно, что страсть к деньгам, честолюбие портят людей. Это, понимаешь ли ты, будит в человеке звериные инстинкты. Я — это я, и все для меня. И вообще люди, кажется, не столько работают, сколько куют для себя деньги, добиваются места. Приспосабливаются, устраиваются, выслуживаются, чтобы больше получать. Разве это не так?
— Не знаю. Я, Володя, никогда-никогда не думала над этим.
— Ты — ребенок.
Он отпил из фужера и говорил уже более спокойно:
— Да вот недалеко ходить за примером, возьмем отцовский институт. Все там получают большущие деньги. Ну, конечно, научные работники! Спроси любого из них, почему он работает тут? Скажут, люблю реки, науку и тому подобное. А там, начистоту говоря, и любить-то нечего. Подумаешь, решают проблему о судоходстве Камы. Тут и доказывать нечего. Каждому школьнику известно, что по Каме гоняли свои ладьи и струги еще задолго до Вятской чуди. Нет, не науку любят горе-ученые, а деньги. И только деньги. Вот и обидно быть таким ученым.
— Но ведь люди бывают разные, Володя.
— Правильно, разные. И я говорю, мы молодые, должны быть другими.
Девушка смотрела на Володю с возрастающим вниманием и доверием. А он понимал это и, сознавая себя многоопытным, умным, декламировал:
