Часа два он бродил по городу, пока наконец не успокоился и не почувствовал тяжкой усталости.
В этот вечер порт — любимое место Петрухи, где он забывал о себе, где привык коротать дни, стал для него безвозвратно чужим. Вместе с этим почужел и весь Карагай. Не хотелось думать ни о чем.
Домой Петруха шел уже далеко за полночь. Луна, будто провалившись в липы городского сада, истекала последним светом. Ночь была полна неясных шорохов и призраков. Петруха устал. Отяжелевшие веки смыкались сами собой, и он, по всей вероятности, на какие-то доли секунды засыпал, потому что вдруг явственно видел возле себя людей, слышал их хрип, кашель, смех, ругань.
Из зыбкого сна выбил его резкий толчок в грудь. Он словно проснулся и сразу понял: перед ним стоят двое, у того и у другого по ножу в руках.
— Без шума, падла. Вытряхивайся из костюма, — сказал стоявший слева длинный, с худым лицом. Петруха узнал в нем Крюка.
— Живо, — потребовал Крюк, свирепея, и сильно ударил Сторожева рукояткой ножа по затылку. В каком-то полусонном безразличии Петруха без драки снял костюм и часы — подарок тетки, преподнесенный в день получения паспорта.
Открыв дверь, Зоя Яковлевна увидела племянника полуголым и покачнулась, немощно простонав:
— Боже мой! Докатился. Босяк. Ой, не могу. Больше нет сил моих.
— Хватит, — раздраженно попросил Петруха. — Скажите спасибо, что меня не зарезали.
— Дошел до поножовщины, — с горьким укором говорила Зоя Яковлевна. — Логично. Как логично! Ну что же, этого следовало ожидать. Да неужели же все труды мои обернутся вот такой грязью. Ты пойми наконец…
— Уйдите, прошу вас, — скрипнул зубами Петруха и уткнулся головой в подушку.
Утром, чуть свет, он надел свой выходной костюм, тайком от тетки вышел на улицу и направился на Угличский переулок, где внизу, на краю распадка, стоял домишко Геньки Крюка.
Войдя в калитку двора, Петруха осмотрелся: никого. Окна дома плотно занавешены изнутри чем-то белым. В углу двора тесовый сарай с надстройкой наверху. Лаз туда тоже занавешен мешковиной, а лестница сброшена на землю.
Значит, после ночных похождений Генька не стучался в дом, а устроился в сарае.
Петруха приставил лестницу, поднялся по ней, заглянул за мешковину. Кто-то действительно спал прямо на сенной трухе, укутавшись с головой в нагольный полушубок. Петруха приподнял его и увидел Геньку. Серое, заросшее каким-то грязным пухом лицо его хранило на себе печать тревожных дум и страха. Жалкое, оно на миг пробудило жалость.
