И неизвестно, как долго продолжалась бы единоличная борьба лесника с такой неразберихой, если бы секретарем райкома не был Ермилов, счастливо соединивший в себе лучшие черты партийного работника.
Узнав о большом внимании Ермилова к леснику, об их частых встречах, руководители нефтяных и строительных организаций стали подчеркивать свое внимательное отношение к Березкину. Кто, не скупясь на улыбку, долго жал руку, называя «лесным директором». Кто трунил над нападками лесника в совсем недалеком прошлом, обещая впредь согласовывать новую просеку.
Березкин знал: не выберись новый секретарь с ним в лес, не порасспрашивай о его «лесной бухгалтерии», а потом не предупреди на бюро о строгом наказании нарушителей, никто из этих так переменившихся к нему людей и не подумал напроситься в Сухой Бор, где, мол, по рассказам, гриба видимо-невидимо.
Переменившись внешне, они так и норовили в деле обойти лесника — то без согласования начнут прорубать трассу под ЛЭП, то повалят на лежневку сортовые деревья. Он все думал о сиюминутной готовности таких хозяйственников наладить или прервать отношения, о распределении их симпатий по степени практической полезности человека. Если бы завтра его, лесника, сократили, разжаловали, никто из них и не вспомнил бы о его прекрасном знании тайги. Списали бы, как списывают с баланса проржавевший вагончик или старый дизель.
Ермилов — лесник это сразу приметил — по тайге умел ходить легко, как бы отдыхая во время такой ходьбы. Это Березкин, как настоящий таежник, крепко ценил в людях. Лесник почувствовал уверенность, укрепился в мыслях, что заботы его, Березкина, не блажь привередливого человека. Заботы эти — самое настоящее продолжение самого Березкина. Секретарь и речи не заводил, словечком не зацепился за боль лесникову. Ермилов ВСЕ видел сам — Березкин почувствовал это сердцем, обостренным чутьем на людей. И обрадовался, но виду не подал, приберегая для секретаря задачку, на которой бы проверил и закрепил свое отношение к новому человеку.
Он все обдумывал, как бы удобней подступиться к задачке своей, основательно и крепко, этаким пластом вывернуть перед Ермиловым давно запавшую думку о Кедровом Береге.
Кедровый Берег не был обозначен ни на одной карте. Назвал его так лесник. Лицом Берег смотрелся в речку — таежницу Касыл, а спиной привалился к Сибирскому Увалу. Могучие, ядреные кедры выбегали на хребет Увала огромным массивом. Никем не мерена была созданная природой кладовая.
