Я позволю себе — и будет понятно почему — воспроизвести текст объемом в четверть страницы, сопровождая его кое-какими комментариями.
Пьеру Раби было двадцать лет в конце 1950-х годов, когда он решил уйти «обратно к земле» от современной — и оторвавшейся от этой земли — цивилизации, когда у него перед глазами стало появляться то, что позднее назовут Славным тридцатилетием. Во Франции он видит грустное зрелище: и на полях, и на заводах человеку предлагают согласиться на своего рода самоотвержение только ради того, чтобы работал механизм экономики. Но что это за экономика? Вместо того чтобы распределять и перераспределять общие ресурсы между всеми людьми, глядя в далекую перспективу, экономика ограничивается в своем стремлении к безграничному росту тем, что вводит хищничество в ранг науки. Утробная связь с природой нарушена. Природа отныне воспринимается лишь как месторождение ресурсов, которые нужно добывать. Добывать и расходовать. Жизненный опыт позволяет прийти к вполне очевидному выводу: только путем ограничения наших потребностей и наших желаний, путем добровольной сдержанности можно будет порвать с таким людоедским порядком, который называется «глобализация». Только таким образом мы сможем снова сделать человека и природу главной целью всех наших забот и на конец-таки вернем нашей жизни легкость и сладость.
Данная точка зрения, которую некоторые считают упрощенческой и утопической, потому что мир стал неуправляемым, приобретает в свете услышанной мною истории (и на фоне всего этого путешествия) особый смысл. Я, как и Пьер Раби (и, несомненно, не только он), отнюдь не склонен идеализировать прошлое или верить в миф о «добром дикаре». Я также не испытываю особой ностальгии по прежнему миру, который, будучи далеким от идеального, имел очень много недостатков. Однако современный мир, к которому я принадлежу, кажется мне более уязвимым, потому что полностью зависит от сложнейших технологий, которые, в свою очередь, зависят от обычных видов энергии. Мы без труда можем представить катастрофический сценарий для целых народов, которые будут обречены на слепоту и глухоту, если вдруг погаснут все экраны. Мне очень даже может пригодиться ферма, которую я унаследовал от дедушки и на которой сумею жить хорошо, свободно и независимо, если все-таки произойдет подобная катастрофа, признаки которой уже были заметны несколько раз, когда система, в которой мы живем, начинала барахлить. Мы ведь знаем, что в октябре 2008 года (ипотечный кризис) мы едва избежали катастрофы, механизм возникновения и развития которой нам прекрасно известен. Если бы тогда не произошло массированного и согласованного вмешательства правительств наиболее развитых государств с неизбежным и немедленным психологическим эффектом, то через несколько часов банки и прочие кредиторские организации, осаждаемые теми, кто хочет забрать свои денежные средства, начали бы закрываться за неимением достаточных ликвидных средств. Вся Франция тогда бросилась бы в магазины и на автозаправочные станции и опустошила бы имеющиеся там запасы за несколько часов. Офисы опустели бы, службы закрылись одна за другой, парализуя всю систему, прекращая электроснабжение и водоснабжение, ставя под угрозу доставку товаров… Люди бросились бы массово уезжать из городов, и это привело бы к созданию гигантских и трудно ликвидируемых пробок на дорогах. В таком дезорганизовавшемся мире начали бы происходить аварии и утвердилось бы право сильного. Кто тогда смог бы остаться в стороне от этой катастрофы?
