Преследование будоражит собак, и они бегут что есть духу. Ветер срывает у меня с лица слезы, вызванные умилением оттого, что довелось так красиво промчаться по этой великолепной реке. Это зрелище вполне соответствует представлениям, которые имелись у меня относительно этой волшебной местности, проехаться по которой я так давно мечтал. Впереди появляется юрта, затем еще одна. Вокруг юрт играют дети. Завидев нас, они бросаются навстречу. Я вижу, как их глаза радостно поблескивают: неожиданное появление собачьей упряжки вызывает у них, по видимому, большой интерес. Всадник, который «привел» меня сюда, как какой-нибудь захваченный на войне трофей, сгоняет с лица выражение самодовольства — он, похоже, хочет казаться невозмутимым. Все кричат, зовут кого-то, из юрт появляются все новые и новые люди. Дети подходят поближе, а женщины держатся поодаль. Мужчины помогают мне, с любопытством разглядывая собак, сани (в них они внимательно осматривают все элементы конструкции), мою одежду и оснащение. У детишек — очаровательные физиономии: черные глаза и загорелая кожа. Они буквально дышат радостью жизни. Хрустальный смех звучит везде, где они находятся, и сопровождает их, чем бы они ни занимались. Как и везде в северных странах, дети пользуются всеми возможными правами и почти неограниченной свободой. С шести лет у них уже имеется собственный конь, и они, собравшись в группы, скачут по степи. Говорить, что они хорошо держатся в седле, было бы, наверное, не совсем точно, потому что они образуют с лошадью что-то вроде единого целого, являются своего рода ее продолжением.
После того как я покормил собак, осмотрел и уложил их отдыхать на мягкой сухой траве в месте, хорошо освещаемом солнцем и защищенном от ветра небольшим пригорком, меня приглашают в одну из двух юрт. Внутри царит чистота, все аккуратно разложено и очень старательно украшено. Жена хозяина наливает мне в чашу очень вкусный теплый напиток, состоящий из смеси молока и сладкого чая, а после мне предлагают приложиться к блюду, представляющему собой что-то вроде рагу из баранины. Мы общаемся, как можем, с помощью мимики и жестов. Много смеемся. Все это идет мне на пользу: усталость постепенно улетучивается. Я мечтаю о том, чтобы немного поспать, однако приходится как-то отвечать на вопросы и просьбы то одних, то других людей. Они, похоже, хотят сводить меня во вторую юрту, а затем показать своих животных — коров, баранов и лошадей. Эверик — всадник, с которым я встретился на реке, настаивает на том, чтобы я переночевал здесь, в тепле. Я вижу, что доводы, которыми я обосновываю необходимость опять отправиться в путь, расстраивают его. У нас с ним разные понятия относительно времени. Он недоумевает: ну что может вынуждать такого путешественника, как я, отказываться задержаться на полдня в таком месте, как это?
