«Если женщина, способная наслаждаться жизнью, не делает этого, то в этом нет добродетели. Такое поведение есть результат массы предрассудков, которые мешают, производя бесполезные и воображаемые препятствия. Жизнь прекрасна, и нужно ею наслаждаться. Так я ее понимаю и желаю всем руководствоваться тем же замечательным правилом» (стр. 13).
На исходе жизни Писарев, втянутый в мучительные отношения с Марко Вовчок, влюбленный в нее, равнодушную к нему, потерявший былую легкость письма и не знающий, что и как ему делать посреди «литературных генералов» «Отечественных Записок» (где больше нельзя было дурачиться и тыкать, как с Благосветловым, играя в карты и выпивая), найдет виновника ситуации, и им предсказуемо окажется мать, вспоминавшая (переписав в 1872 г. в тетрадь письма сына и занося пришедшее на ум далее, на оставшихся свободными страницах):
«Он сказал мне, что обвиняет меня в своем воспитаньи, что, рассмотрев причины того, что ни одна женщина не может его полюбить и учтя то обстоятельство, что воспитывала его я, он относит на счет своего воспитанья то несчастье, что его не любят» (стр. 133)[54].
Раиса Коренева делилась с Варварой Дмитриевной и утешала ее в начале 1862 г., убеждая не принимать слишком всерьез решительные заявления «Мити» – «у него не бывает решенных дел»:
«Он каждое свое действие будет объяснять с большою последовательностью, будет делать крайние выводы, а поступать будет всегда так, как на ум взбредет» (стр. 138).
Теория для Писарева, полагала хорошо его знавшая и вместе с ним выросшая кузина, лишь способ обоснования уже сложившегося решения или минутного влечения, что в мае месяце того же года не замедлит подтвердить и сам герой, то вызывавший на дуэль жениха Раисы, Евгения Гарднера, то казуистически утверждавший, что вызывать его должен сам Гарднер, на что последний в бешенстве отвечал:
«Долго Вы медлили ответом и наконец даете мне знать сначала через одного знакомого, потом пишете сами, что считаете себя удовлетворенным и что если я желаю дуэли, то теперь мне предстоит Вас вызвать.
Признаюсь, я этого никак не ожидал! […] Если уже Вы считаете себя удовлетворенным, то как же мне не удовлетвориться: за дерзкое письмо я Вас прибил, за скандал прибил еще больше.
Как Вы ловко оставляете себе каждый раз лазейку: то Вы напишете письмо, где нимало не теряя достоинства, говорите „так и так вот, секунданты убедили и т. д., но, впрочем, если Вы все-таки хотите драться, то я к Вашим услугам“. Говоря это, Вы очень хорошо знаете, что мне Ваша жизнь ни на чорта не нужна. В другой раз Вы опять-таки не вызываете меня, а только тешите себя ругательным письмом» (стр. 254, середина мая 1862 г.)
