, то третья, завершающая часть – роман «14 декабря», – вышел из печати в 1918 г., когда большей части аудитории было уже и/или еще не до беллетристики подобного рода
[62].
Итогом стало практически полное отсутствие отзывов на трилогию как единое концептуальное целое. Причиной этого, впрочем, стали не случайные обстоятельства места и времени, а скорее то, что завершение трилогии, посвященной историософскому осмыслению России последних столетий, ее пути к революции, пришлось на момент кардинальной исторической ломки, когда все прошлые, еще совсем недавние представления оказались принципиально неадекватными новой ситуации. В это время глубокую трансформацию претерпевают и политические взгляды Д.С. Мережковского и З.Н. Гиппиус (см.: Холиков, 2010; Хрисанфов, 2005): если от многих ключевых положений, выраженных в «Царстве Зверя», автор не откажется никогда, то акценты он уже в момент выхода из типографии последней части будет расставлять иначе, а к середине 1920-х, если вспомнить его нашумевшую статью «Свинья Матушка» (1910), сам пойдет вслед за Никитенко:
«Маятник вправо – маятник влево; но дело не в нем, а в стрелке часов, которая движется от одного полдня к другому – от одного тихого ужаса к другому» (Мережковский, 1991: 183).
Андрей Белый в «Арабесках» (1911), в момент наивысшего взлета славы Мережковского, писал:
«Он слишком ушел в детали ему любезных тем и, как специалист, умеет брать тему во всей глубине. В противном случае он отделывается вялыми схемами. И потому-то люди, не умеющие подойти к этому пламенному человеку, так часто говорят с кислыми гримасами: „Мережковский – схоластик“. Это значит – в них не оказалось истинной жизни глубинной, и Мережковский, как мимоза, весь сжался перед ними, завернулся в схемы» (Белый, 1991: 8).
Этот схематизм одних раздражал и представлялся пустым, конструктивной находкой, применяемой механически, без смысла. Иванов-Разумник заметит в своей претендующей на подведение итогов и вынесение приговоров «Истории русской общественной мысли»: «О холодных и обточенных романах Д. Мережковского в этом отношении [т. е. в отношении «духовного символизма». – А.Т.] говорить не приходится, ибо дело не в словах о „третьем Завете“, а в бессилии проникнуть духом хотя бы в преддверье его» (Иванов-Разумник, 1997: 237). А перед тем выскажется детально в весьма объемной статье «Мертвое мастерство» (Иванов-Разумник, 1922), о которой Розанов отзовется:
