Русские беседы: уходящая натура | страница 116



К 1916 г. Сытину удалось создать крупнейшую в России издательскую империю, заняв ¼ всего рынка: еще в 1914 г. он осуществил свою давнюю цель, купив большую часть паев «Товарищества издательского и печатного дела А.Ф. Маркс», тем самым наконец-то получив прочные позиции и в Петербурге (на рынок которого пытался вырваться с 1910 г.). Великолепное чутье книжного рынка обеспечило ему фактически монопольную позицию по целым секторам изданий, не читая издаваемые им книги, он судил о них и о новых веяниях в издательском мире в многочисленных беседах с авторами, книготорговцами, редакторами и т. д, которые предпочитал вести в ресторанах (в начале века предпочитая «Славянский базар», а позже облюбовав «Метрополь»).

Если книги он издавал и ценил, но преимущественно издали, газету вел как торговое дело (сдвигаясь налево вслед за публикой, параллельно готовый выпускать издания прямо противоположного направления), то единственное, что точно любил Сытин, – это саму типографию. Не вникая в издаваемые им книги, он обожал сам процесс печатания, заботился о всевозможных технических нововведениях, мечтая со временем даже самому наладить выпуск печатных машин. Для него книга всегда оставалась в первую очередь материальным объектом – тем, что имеет свой запах и цвет, к чему можно прикоснуться и насладиться тяжестью отпечатанных страниц. Пожалуй, правильнее всего будет сказать, что издательство Сытина выросло из его печатной мастерской, и там и оставалась его главная привязанность.

16. Трилогия Д.С. Мережковского о «будущих судьбах России»

Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865–1941) ныне фигура едва ли не целиком отошедшая в ведение истории литературы и, пожалуй, гораздо в меньшей степени, чем он того заслуживает, – истории общественной мысли. Его редко читают и еще реже перечитывают, волна интереса к нему в конце 1980-х – начале 90-х (переиздание не только художественных текстов, но и публицистики) быстро сошла на нет. Впрочем, на переднем плане и в момент этого кратковременного взлета оказались те же тексты, которые принесли Мережковскому наибольшую известность в дореволюционной России, в первую очередь трилогия «Воскресшие боги» и «Л. Толстой и Достоевский». Трилогия «Царство Зверя» (1907–1918) как целое в поле зрения историков русской общественной мысли не попала, впрочем, не очень часто удостаиваясь внимания и со стороны историков литературы. В этом можно видеть и следствие неудачи самого замысла Мережковского, и особенностей ситуации возникновения трилогии. Если появление первой части, пьесы «Павел Первый», сопровождалось скандалом и затем судебным процессом против автора (а вплоть до революции произведение оставалось запрещенным к представлению на сцене), а роман «Александр Первый» пользовался успехом у публики