Рассказы о собаках [из сборника «Море. Тундра. Собаки»] | страница 32

«Доплывет», — подумал я и успокоился, потому что видел: пес плыл легко, быстро, как настоящий спортсмен, загребая сильными лапами холодную воду.

Белые как лебеди чайки раскланивались, уступали ему дорогу. Уже рядом высилась неприступная стенка портового причала. Еще пробегали запоздалые гуляки, спеша под железную кровлю своих кают. И никто из них не глянул вниз, туда, где над водой, царапая причал когтистыми лапами, из последних сил держался бессменный страж ремонтных судов. Он тяжело дышал, смотрел вверх. Его окровавленные лапы скользили по обросшему ракушкой и зеленью щербатому бетону. Он не терял надежды и ждал помощи от людей.

Рядом громоздились черные корпуса океанских судов. Из бессонных иллюминаторов сочился щедрый электрический свет. Свет лился от столбовых фонарей, из портовых прожекторов, со стороны портальных кранов, и на масляной воде, колыхаясь, мерцали искристые звезды. Было светло, но никто не хотел увидеть утопающего пса.

Лишь один человек из портовой охраны подошел и склонился над урезом причала:

— Эх-хе… Никак пес? Теперь хана, брат… Пыхти не пыхти, не выкарабкаешься. Э-э… Разведут собак, потом побросают…

Он с презрением осмотрел рядом стоящие суда. Но ему и в голову не пришло позвать любого вахтенного. Ни один моряк не отказал бы в помощи собаке. Но охранник этого не сделал.

Он услышал отфыркивание и склонился ниже:

Хлебнул, бедняга… Смотри какой живучий…

В это время подошел к охраннику матрос, вахтенный с ближнего судна:

— Ты что, батя, перебрал, что ли? Над водой клонишься. Упасть хочешь?

— Да вон пес чей-то плавает…

— Где? — встрепенулся матрос и опустился на колени, заглядывая под причал.

На поверхности воды уже лопались маленькие пузырьки, да круги посмертным венцом смыкались в воронку.

— …Знаешь, я не боюсь крови. Для меня это естественно, как березовый сок. Могу отрубить голову петуху, застрелить утку, зарезать свинью, но собаку убить не могу. Чужую не знаю, а свою не могу. Ты видел моего паршивого щенка? Это же идол. Хуже горькой редьки. Все грызет, рвет, неслух, обжора, лентяй и пакостник. Кому только не предлагал все отказываются. Не собака, а крокодил. Ничему его не научишь, избавиться не могу. Сделай доброе дело — убей! Ты же в тайгу идешь, там где-нибудь хлопни.

Виктор Алеев не долго думал:

— Ладно, давай.

Он уже собрался, стал на лыжи, а Витя Фокин все еще искал своего щенка. Наконец появился, держа в руках замурзанного барбоса неопределенно-грязного цвета с мазутными пятнами на боку.