Бекболат | страница 3
Солнце печет, горячий воздух сушит рот, горло. Я, как и овцы, поглядываю в сторону ручья. Нурыш-акай подает мне фляжку с водой, и я с наслаждением пью холодную, освежающую влагу и чувствую, как все во мне оживает — каждая жилка, каждая клеточка.
Старик посматривает из-под руки на горы. Там, у вершины Бекбола́т-кая́, кружатся тучи.
— Чуешь, как душно? К вечеру гроза будет, — говорит Нурыш-акай, не отрывая глаз от скалы, нависшей над пропастью.
Он долго смотрит на горы, как бы что-то вспоминая, потом спрашивает:
— Приходилось тебе бывать у той скалы? — кивает он на Бекболат-кая.
— Однажды проходил мимо…
— А обратил внимание, из какого камня она?
— Кажется, обычный… — осторожно говорю я.
— О нет, сын мой! Камень этот не разобьешь и самой тяжелой кувалдой. Что твой болат — сталь! — восклицает старик.
— Да? — с нарочитым удивлением спрашиваю я, чувствуя, что аксакал хочет поведать мне какую-то интересную историю. — Отчего же она такая крепкая, акай?
— Потому что вобрала в себя силу батыра. А тот батыр был духом крепче, чем болат.
Старик помолчал, будто прислушиваясь к чему-то далекому-далекому. Потом сказал:
— Если хочешь узнать о нем, приходи ко мне на кошару.
Три ночи я провел на кошаре у костра под звездным небом. Три ночи рассказывал мне аксакал о бесстрашном батыре и его подвиге.
Вот эта история.
Часть первая
КЛЯТВА
Прошли теплые грозовые дожди, и за какие-нибудь два-три дня все неузнаваемо преобразилось. Горы, долины, балки, ущелья затуманились дымкой от распустившейся листвы. Буйными травами покрылись предгорные луга. Зацвела белая полынь на склонах холмов.
Широко и привольно пасся табун чистокровок мурзы Батоки́ в долине предгорья.
Молодой табунщик Бекбола́т — смуглый, черноглазый, с бровями, почти сросшимися у переносья, — легко выпрыгнул из седла, разнуздал коня, привязал за луку повод и потрепал по холке своего любимца. Конь повернул голову, как бы спрашивая: «Можно?»
— Иди, иди! — кивнул парень.
И Елепте́с легкой рысцой побежал к табуну.
Бекболат взобрался на холм, сел на пригретый солнцем камень.
Внизу по лугу рассы́пался табун. Вдали виднелся аул. Бекболат видел свою саклю: она стояла третьей с края.
Ему всего лишь шестнадцать, а мурза считает его лучшим табунщиком и доверил пасти чистокровок — знаменитых кабардинских лошадей. А давно ли он, Бекболат, носился босоногим мальчишкой по задворкам с дружками Батырбе́ком, Амурби́, Исо́й? Играли в альчики[1], а во время уразы́, когда старшие постились и ели лишь только на заре и вечером, ходили по саклям и славили хозяев. Те давали им кто монету, кто чурек.
