В том месте, где излучина реки приближается к подножию гор, человек остановился, выбрался на берег, внимательно огляделся. Спустившись обратно на дно, тихо свистнул. Из густых зарослей вылезли двое с автоматами.
— Здорово, Фернандо! Ну расскажи, как было дело.
— Сейчас не до того, ребята! Надо срочно уходить.
Партизанский лагерь находился высоко в горах, километрах в двадцати от Вильи Эрмосо. Дорога была трудная. Узкими распадками приходилось взбираться вверх, затем спускаться, чтобы снова повторить мучительный подъем. По долинам двигались особенно осторожно, чтобы не угодить в засаду.
На плоской вершине, надежно укрытые скалами от вражеских глаз, стояли сплетенные из веток шалаши. В наспех сложенных очагах потрескивал смолистый горный кустарник. Пахло ослиным мясом, гороховой похлебкой. Вокруг партизанского лагеря прохаживались часовые. В толстых веревочных сандалиях они ступали бесшумно, как лисы.
Шалаш Фернандо был сложен из камней, а вместо кровли — толстый слой веток. Положив автомат, Фернандо снял с колышка кожаную бутылку, отпил немного вина и вышел наружу. У входа, завернувшись в плащ, сидел часовой.
— Пришли ко мне врача отряда, а потом извести командиров отделений, что я жду их у себя!
Часовой исчез в темноте. Фернандо вернулся в шалаш, зажег коптилку и присел на камень. Раскрыв планшетку, он достал карту, расстелил на коленях.
Вошел врач Филиппо, студент последнего курса Мадридского университета.
— Готовимся к новой операции, товарищ командир!
— Ты угадал, — ответил Фернандо. — Завтра выступаем всем отрядом. А ты должен выйти еще сегодня ночью.
— Прекрасная ночь, товарищ командир. Прогуляться в такую пору одно удовольствие. А куда?
— В Вилью Эрмосо, товарищ Филиппо. Возьмешь с собой хинин и все необходимое. В домике у Белого колодца живет наш друг Бласкез. Его жена давно страдает от малярии, а сейчас ее дела совсем плохи. Ей надо помочь. Понимаешь, дорогой Филиппо, срочно надо помочь. Был у них когда-то сын Адольфо, заботился... А теперь...
Фернандо положил руку на плечо молодого врача и, заглянув ему в глаза, спросил:
— Скажи, Филиппо, твои родители живы?
— Не знаю, Фернандо. Когда я уходил, они были в Мадриде.
— И они, должно быть, думают, что тебя нет в живых...
— Должно быть, так, Фернандо. Давай не будем об этом! А то грустно становится.
— Ты прав. Сам не знаю, и чего это вдруг я начал. Итак, задание ясно?
— Так точно, товарищ командир. Не впервые нам лечить крестьян. Ведь что сейчас творится в крестьянских селениях! Малярия, трахома, туберкулез, голод... А франкистам на все наплевать. Если и лечат, то тюрьмами да автоматными очередями.
