Из воды торчат пальмы, торчат разломанные печи для обжига кирпича, из которых кирпич еще не вынут. Бредут по пояс в нильской воде женщины с корзинами на головах; ставят на мелководье сети совсем голые, темнокожие нубийские рыбаки. И черно-лиловые блестящие буйволы высовывают из воды головы…
На станции Асиют из поезда выходят почти все пассажиры. Поезд пуст. В городе университет. Ехали студенты. Я видела в окно почти от самой платформы уходящую вдаль аллею тополей, как у нас на Украине, и по аллее к поезду из глубины жары приближался фаэтон. Потом я узнала: встречали профессора из Москвы, который в асиютском университете должен вести кафедру машиноведения.
Не знаю, существуют ли труды по вопросу об избирательной способности человеческого глаза? Я попробую кое-что об этом сказать.
Сначала глаз фиксирует только крупные планы: пальмы, заросли бананов, на горизонте пески… Никаких подробностей, — только то, что поражает сразу. Потом, оказывается, есть еще колодец с «журавлем». На длинном конце — круглый ком глины — грузило. Воду из колодца женщины носят не в ведрах, на коромысле, или, скажем, в кувшинах на головах, а в больших металлических банках из-под консервов или монпансье.
На белых стенах мазанок рисунки, как бы сделанные детской рукой: верблюд, пароход и поезд. Это означает, что хозяин побывал в Мекке, и тут все виды транспорта, которыми ему пришлось пользоваться. Иногда на стене с маленькими оконцами, косыми, мутными от пыли, изображен горшок с одним цветком и девочка с косичками. Это жених украсил дом невесты. Он старался передать то, что рисовало его счастливое воображение: цветок и ребенок. На одной из станций сильно и приторно пахло. Это был городок, где кроме маленького деревянного храма с мумией крокодила есть еще сахарный тростник, и все тут подчинено сахару. Это можно понять даже не выходя из вагона.
На платформе было шумно, все спешили. К человеку в темных очках и элегантном светлом костюме, стоявшему как-то особняком, подходили люди с портфелями. Было видно — он дает какие-то указания. Его лицо выражало непререкаемость, надменную снисходительность. Возможно, это был владелец сахарного завода. Впрочем, люди, обладающие большой властью и большими деньгами, редко выглядят всесильными богачами, им просто это не нужно… Затем потянулись пустые поля. Сахарный тростник уже был срезан. Он лежал так, как мог бы лежать хворост…
А храбрые жены ехали к мужьям из Москвы, Кривого Рога, из Волжского — маленького городка на великой реке, — жены экскаваторщиков, бульдозеристов, подрывников ехали в пустыню Нубии, пересекали весь Египет и деловито покрикивали на расшалившихся ребятишек.
