И все-таки странно находиться в том самом месте, где две тысячи лет назад змея, быть может, вонзила свои ядоносные зубы в грудь царицы.
Некоторые авторы считают, что «…сия Царица сохраняла весьма прилежно одного аспида, которого золотым прутиком раздраживши, заставила таким образом угрысть ей левую руку; другие говорят, что она в корзинке, принесенной ей с фигами, сыскала аспида, и в первых движениях своей радости благодарила тень Антония, как бы почитая это посланным с небесного жилища от него подарком, и что она в скором времени после того принудила аспида уязвить себя, и что однако сего аспида никому не удалось видеть. Есть несколько таких писателей, которые полагают, что Клеопатра имела большую булавку, на конце коей был яд, и коея ужаление причиняло скоропостижную и безболезненную смерть. Некоторые наконец повествуют, что она имела сокрытый в волосах своих золотой маленький футляр, в котором она всегда сохраняла яд. Все сии догадки отвергаемы быть не могут…».
Это цитата из небольшой книжки «Жизнь Клеопатры, египетской царицы», написанной графом Ю. Ланди и переведенной Максимом Левицким в Москве в 1811 году.
Поезд идет в Асуан.
— Чего кричишь? Ну, чего кричишь? — грубовато-ласково мать уговаривает разревевшегося мальчугана. Тот не унимается. Сейчас он заработает шлепок. Это уже ясно! Девочка с пухлыми ножками, очень нарядная. Мать завязывает на ее кудряшках большой белый бант. Ребятишки бегают по вагону, пускают заводных лошадок… А за окнами — Африка. Женщины едут в Асуан, в самую южную часть Египта, чтобы обнять мужей, показать им ребятишек, угостить солеными грибками, черным ржаным хлебом…
В вагоне прохладно. Окна закрыты герметически, жара сюда не проникает. Работает «кондишен», подает охлажденный воздух, и пассажиры чувствуют себя отлично. А ребята — они еще и географии не знают, еще не стоят у них перед глазами контуры Африканского материка на голубой карте полушарий. Их нисколько не волнует, что поезд идет именно по этому желтому материку и за окнами пальмы. Уже созрели финики и висят большими, круглыми гроздями, будто подвешенные к деревьям авоськи. К железнодорожному полотну подступают заросли бананов с огромными, нежно-зелеными, растущими от самой земли трехметровыми листьями. Но никого не удивляет, что за окнами не березы, не колючие кусты русской, дикой, лесной малины, а эта диковинная растительность. Ребятишки играют в мяч, бутуз на коленях у молодой белокурой мамы, почти девочки, запихивает в рот соску. А поезд идет вдоль Нила. Нил разлился, заполнил всю долину, разделил одну великую пустыню на две — Аравийскую и Ливийскую, — и обе они лежат безжизненными океанами, видны из окон вагона.
