И однако я не могу оторвать глаз от «Великой Зелени», а мысли — от далекой старины…
Тонны и центнеры перешли в мой блокнот. Инженер торопится — у него работа; жена его тоже спешит — у нее хозяйство. А у меня есть время, и я остаюсь.
Мне нужно остаться наедине с этим морем и с тем непонятным, неизвестным, таким же переменчивым, безбрежным и манящим, что зовется древностью.
Власть его над нами в нынешнее время почти отсутствует. Оно закрыто нашей деятельностью, как свет звезд закрыт синевой неба. Но иногда случаются часы, когда древность, история вдруг расстилает над нами свои загадочные мерцающие письмена… И нельзя не разглядывать их, нельзя преодолеть в себе томление тайной.
«Великая Зелень» — чаша Средиземноморья! Сколько народов склонялось над ней, сколько цивилизаций припадало к ее краям! Неясные очертания эгейской культуры, финикийцы, Египет, Вавилон, Ассирия, Греция, Рим, христианство, ислам… Все возникало здесь, все расцветало здесь, под этим грозным и благодатным солнцем, и тот же самый ветерок, который пробегает сейчас по скатерти ресторанного столика, надувал паруса аргонавтов и Одиссея… Куда б ни ступить по этим берегам — всюду следы богов и героев, от Трои до Геркулесовых столбов.
За год до того как приехать сюда, в столицу взбалмошной и прекрасной Клеопатры, я была в Ливане, на крайнем востоке этого моря. Это была торопливая туристская поездка, и хотя состояние досады из-за этой торопливости меня не покидало, однако все-таки это был Ливан, места красивые и древние.
Однажды мы поехали в Баальбек, это километрах в восьмидесяти от Бейрута.
Наш автобус, накаленный и грохочущий, тяжело поднимался по шоссе. Виллы и отели справа и слева были однообразны в своем разнообразии. Одни, под черепичными крышами, имитировали сельскую простоту, другие, с башенками, увитыми виноградом, сквозь который проглядывал серый дикий камень, прикидывались стариной. Были отели-модерн, то бледно-розовые, то бледно-голубые, как будто отлитые из пластмасс… В общем все они походили друг на друга. Это было первое, что схватывал глаз. Вторым планом шли зелено-серые, голые склоны Ливанского хребта. Их мягкая округленность как-то странно, непривычно для глаза сочеталась с отсутствием растительности. Казалось, при таких очертаниях горы должны быть другими — зелеными, покрытыми лесом или хотя бы густой, веселой травой. Но этого не было.
Виллы кончились. Где-то внизу в последний раз открылась туманно-сизая пелена моря. И тут же, справа от дороги, появилось несколько черных, как бы обугленных палаток, за которыми паслись черные козы. На женщине, которая вышла к дороге, одежда висела клочьями, как бы выхваченная из огня. Все это заставляло думать о пожаре. Но водитель автобуса спокойно объяснил, что эти люди из Сирии, пришли со скотом и скоро уйдут дальше в поисках пастбищ. И это было предисловие к Баальбеку.
