Дорога поднималась, и автобус наш шел как бы уже по небу. А с двух сторон все шире расступались пустые, округлые, в лиловых тенях горы, открывая просторную, тоже пустую, продуваемую ветрами долину.
Баальбек оказался небольшим городком, как мне показалось, живущим только туризмом. Все лучшее тут предназначалось для туристов. Единственное приличное здание занимал отель. В многочисленных антикварных лавчонках продавались римские монеты и бусы из сердолика, потускневшие, стершиеся, такие, как если бы их раскопали в развалинах.
Автобус остановился у гостиницы, а мы отправились пешком по узкой, залитой солнцем улочке, туда, где на холме, на высоком римском фундаменте, возвышались шесть круглых колонн, которые как бы плыли в воздухе.
Мне приходилось видеть многие развалины. Почти всегда это грустно. К чувству грусти примешивается еще какое-то, почти неуловимое, как оттенок в цвете.
Я вспоминаю развалины Шахи-Зинды у нас, в Самарканде. Это коридор, с двух сторон которого мазары — часовенки. Коридор выложен кирпичом. В нем подметено, чисто, всегда солнце. С разогретых холмов Афросиаба тянет запахом полыни. У входа, на стертом коврике, сидит сторож-узбек и пьет чай. Ты можешь подсесть, и он протянет тебе пиалу, отломит кусок лепешки… От Шахи-Зинды остается ощущение чуть грустного уюта…
Развалины древних крепостей в Каракумах. Из песка торчат клыки глинобитных стен. С каждым годом песок поднимается…
А Баальбек — никогда еще не доводилось мне созерцать такую ликующую, пленительную картину древности. Громадная площадь развалин как бы короновалась этими шестью вознесенными в воздух колоннами — все, что осталось от большого храма Юпитера. И она, эта площадь, была залита солнцем, освещена ровно и ярко. Осколки мрамора, поверженные на землю, были мертвы, но чисты и как бы светились изнутри.
Я отстала от наших. Эта тишина требовала ответного молчания. Под ногами куски капителей. По одному лепестку можно угадать весь цветок. В просветах между колонн — тополя, они кажутся не толще карандаша. За ними простор, синева ливанского хребта, необозримость неба.
Еще колонны. Кажется, храм Бахуса.
Они тут меньше и сужены к верху. Стоят в ряд перед стеной. Стена сохранилась. Между нею и колоннами — проход. Я шла по этому коридору, рассматривая скульптурные изображения в верхней части колонн. Нужно было торопиться. Я знала — меня уже ищут.
…Одна грудь повреждена, камень раскололся, другая, округлая и как бы покрытая загаром, сохранилась. Рука от плеча до кисти тоже сохранилась, и по ее изгибу понятно, что кисть (сейчас кисти не было) прикасалась к груди — не той, которая уцелела, а другой, разбитой. Нежный изгиб руки, ниже локтя, обвивало круглое каменное тело змеи. Голова змеи тоже откололась. Вероятно, лежала внизу, среди других осколков.
