Дѣла минувшихъ дней. Записки русскаго еврея. В двух томах. Том 1 | страница 41
Въ одинъ жаркій августовскій день этого лѣта, передъ закатомъ, наблюдалось необычайное явленіе: небо было до того красное, что, казалось, весь небосклонъ объятъ пламенемъ. Становилось жутко. Евреи объясняли это небесное явленіе предзнаменованіемъ ужаснаго несчастія для человѣчества отъ кровопролитнаго уничтоженія французской арміи. Съ этого дня у меня осталась инстинктивная боязнь краснаго неба, подобная той, которую многіе ощущаютъ во время грозы.
Началъ я свое талмудическое образованіе съ трактата «Кидушинъ», посвященнаго брачному праву, — объ условіяхъ заключенія брака, о дѣйствительности его и недѣйствительности и т. д. Можетъ звучать анекдотомъ, что семилѣтняго мальчика упражняли въ талмудической діалектикѣ на подобныя темы. Не хочу распространяться о системѣ хедернаго преподаванія вообще и объ умѣстности обученія Талмуду въ столь раннемъ возрастѣ. Достаточно сказать, что изъ моихъ товарищей по хедеру (насъ было 6—7 дѣтей) я былъ самый младшій; нѣкоторые были значительно старше меня, но и они не достигали того возраста, чтобы имъ могъ быть понятенъ сжатый еврейскоарамейскій языкъ талмуда; и ужъ совсѣмъ не могло имъ быть доступно содержаніе гемары — тонкія, діалектическія контроверзы по поводу разрѣшенія сложныхъ случаевъ, иногда, впрочемъ чисто фантастическихъ, а также весь ходъ аргументаціи, по которой къ отдѣльнымъ случаямъ примѣнялись принципы, установленные Мишною, обосновываемые при помощи формальной логической послѣдовательной дедукціи и спеціальныхъ методовъ («мидосъ») толкованія текстовъ Моисеева закона. Изученіе сводилось къ механическому заучиванію значенія словъ, связи между ними, и отдѣльныхъ положеній.
Я и впослѣдствіи не могъ себѣ объяснить какими соображеніями руководились мой отецъ и мой меламедъ, избравъ для начала моего талмудическаго образованія трактатъ о брачномъ правѣ. Этихъ соображеній не могъ мнѣ привести и отецъ, съ которымъ, впослѣдствіи, уже взрослый, я неоднократно бесѣдовалъ по поводу системы обученія въ хедерахъ. Правда, въ этомъ трактатѣ встрѣчается больше агадическихъ мѣстъ, и вопросы, въ немъ разрабатываемые, не вызвали такихъ безконечныхъ контроверзъ и толкованій со стороны комментаторовъ, какихъ удостоился, напримѣръ, трактатъ «Хулинъ». По системѣ изложенія трактатъ о брачномъ правѣ менѣе діалектиченъ и, я сказалъ бы, болѣе повѣствователенъ, чѣмъ, напримѣръ, трактаты, посвященные тонкостямъ гражданскаго права объ убыткахъ («Баба-Кама»), о способахъ пріобрѣтенія имущества («Баба-Меціа»), о недвижимой собственности и сервитутахъ («Баба-Батра»). Но зато сюжетъ трактата «Кидушинъ», чисто эпическая откровенность въ отношеніи обстоятельствъ, возбуждающихъ подлежащіе рѣшенію вопросы, очень ужъ не соотвѣтствовали семилѣтнему возрасту изучавшаго; и если они не имѣли на меня того вреднаго вліянія, которое несомнѣнно сказалось бы у дѣтей старшаго возраста, то только потому, что мнѣ было всего 7 лѣтъ отъ роду. За трактатомъ «Кидушинъ» слѣдовалъ трактатъ «Гитинъ» — о расторженіи брака; затѣмъ черезъ полгода приступлено было къ изученію сложнаго и труднаго трактата о брачныхъ договорахъ — «Кетуботъ».