– Давно мозги с земли не собирал?!
Тот, чтобы не ронять к себе уважение, обязательно ответит в том же духе, ну а дальше слово за слово, и дело до схватки. Проблема усугублялась еще и тем, что убивать категорически не хотелось. Но если противник попадется серьезный, иначе никак. Затем мои опасения развеялись. Сначала меня догнал Барри, которого сразу два берсеркера боятся, что было очевидным. Особенно после слов Казимира – пес специально на них натаскан. А затем и оба тробора, поскольку Витязь продолжал следовал за Гаспаром неотступно. Что, кстати, вызывало определенные опасения в будущем. Головешку я застал в настолько убитом состоянии, что слова сарказма, которые по дороге к нему так и рвались с языка, мгновенно куда-то улетучились. Особенно после его заявления:
– Что, Лео, казнить меня за предательство пришел? Считаю, заслуженно. Только сделай так, чтобы не было больно, – раз, и все!
– После с тобой поговорим на эту тему. А пока пошли к своим. Да, не забудь вернуть все то, что вытребовал у Андерса.
– Нечего больше возвращать, Лео!
– Как нечего? Продать успел? Тогда вернем деньгами.
Понятно, что придется доплачивать: вряд ли Головешке удалось взять за все полную цену.
– Не продать – подарить.
– Зачем?!
– Чтобы хоть какая-то память обо мне после смерти осталась. Глядишь, и вспомнили добрым словом.
– Теодор, ты что, помирать собрался?
– Я думал, ты меня казнишь. За то, что вас предал.
Дурней за свою жизнь я повидал множество, но ни один из них не годился Головешке даже в подметки.
– Пошли, предатель.
Я сказал это шутливо, но Теодор вздрогнул.
– Не пойду.
– Это еще почему?
– Как на меня теперь Рейчел, Блез, виконт Антуан смотреть будут? На Казимира я плевать хотел. Нет, уж лучше я здесь останусь.
Смотреть будут как и обычно – как на дурачка. И потом так ли уже виноват Теодор после наших опытов над его психикой? Пришлось солгать:
– Идем, они меня и послали.
– Идем. – И в этом коротком слове было столько безысходности, что я вздрогнул.
– Лео, а нельзя меня сделать таким, как прежде?
– Ты сейчас именно такой и есть. Как в самый первый день, когда я с тобой встретился.
– Я имел в виду – когда прибыл в Айсейнт. Знаешь, у меня теперь есть возможность сравнить себя всякого разного. Так вот, мне совсем не хочется быть трусом. И еще скажи – есть ли что-нибудь более худшее, чем чувствовать к себе презрение?
Не знаю. Муки совести испытывал, причем не раз. Но чтобы презрение… нет, не приходилось. Но Теодору мой ответ и не требовался.
