Три портрета - Шемякин, Довлатов, Бродский | страница 63



Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака,

на лежащего в яслях ребенка издалека,

из глубины Вселенной, с другого ее конца,

звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд отца.

Вообще, юбилейные послания - будь то на день рождения Иисуса либо на столетие Анны Ахматовой - поэтический жанр, в котором И.Б. достиг блеска. Помню, как он написал нам с Леной стихотворение на день рождения - лучше подарка мы отроду не получали. Вот его ахматовский "адрес":

Страницу и огонь, зерно и жернова,

секиры острие и усеченный волос

Бог сохраняет все; особенно - слова

прощенья и любви, как собственный свой голос.

В них бьется рваный пульс, в них слышен костный хруст,

и заступ в них стучит; ровны и глуховаты,

затем что жизнь - одна, они из смертных уст

звучат отчетливей, чем из надмирной ваты.

Великая душа, поклон через моря

за то, что их нашла, - тебе и части тленной,

что спит в родной земле, тебе благодаря

обретшей речи дар в глухонемой вселенной.

Самые сильные стихи в новой книге И.Б. принадлежат, однако, не юбилейному жанру, а одно дидактическому, а другое - любовному. Дидактическое так и называется "Назидание", хотя это скорее жанровая пародия, но такого рода пародия, что заставляет нас серьезнее отнестись к этому поэтическому архаизму - И.Б. и вообще часто обращается к традициям русской поэзии XY111 века, минуя век X1X. Тематически и концептуально этот замечательный стих примыкает к лучшей у И.Б. прозе, его "византийской записке", которая по-русски озаглавлена им "Путешествие в Стамбул". В качестве примера две последние строфы этого длинного - и тем не менее не оторваться! стихотворения:

X

В письмах из этих мест не сообщай о том,

с чем столкнулся в пути. Но, шелестя листом,

повествуй о себе, о чувствах и проч. - письмо

могут перехватить. И вообще само

перемещенье пера вдоль бумаги есть

увеличение разрыва с теми, с кем больше сесть

или лечь не удастся, с кем вопреки письму

ты уже не увидишься. Все равно, почему.

X1

Когда ты стоишь один на пустом плоскогорьи, под

бездонным куполом Азии, в чьей синеве пилот

или ангел разводит изредка свой крахмал;

когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,

помни: пространство, которому кажется ничего

не нужно, на самом деле нуждается сильно во

взгляде со стороны, в критерии пустоты.

И сослужить эту службу способен только ты.

Что же касается любовной лирики, то она представлена на этот раз антилюбовным стихотворением. В конце концов, если есть антимиры, антигерои и антимемуары, почему не быть любовной антилюбовной лирики? Вряд ли автора целой книги стихов, обращенных к женскому анонимному адресату М.Б., читатель заподозрит в женоненавистничестве. А если и заподозрит, его можно утешить: мизогиния И.Б. - только часть его мизантропии ("Я, более-менее, мизантроп").