Миха помолчал.
- А если не знаешь, прошу, и не ищи его. Я тебе, Темыр, говорю всю правду. Старики нашей деревни уважают тебя, а твои сверстники радуются твоим успехам.
Темыр в смятении подошел к двери, будто бы поглядеть во двор.
- Подумай, - горячей заговорил Миха, - какое разрушение приносит кровная месть и телу и уму! Один умирает, а для того, кто убивает, наступает омертвение души. Что, кроме печали и слез, кроме разорения и смерти, может дать кровная месть?
- Я, кажется, тебе ничего не сказал, - дрожащим голосом произнес Темыр.
- Успокойся, Темыр, продолжай свои дела, думай о лучшем и ожидай лучшего.
Прошло с полминуты, а Темыр все глядел в полуоткрытую дверь и не отвечал на слова Михи. Когда Темыр повернулся, на его лице дрожала каждая жилка, он сказал:
- Боже мой, сколько ты тут наговорил нравоучительных истин! Какое все это имеет отношение ко мне?
XXV
Слова Михи и смутили, и согрели Темыра. Однако голос рассудка и дружбы имел над ним недолгую власть, вскоре думы Темыра вернулись к тому же; эти думы возникали безостановочно, безжалостные к нему.
И вот уже опять дня не проходило без того, чтобы он не возвращался к мысли о мщении.
И все же, - не понять, как это сложилось, - Темыр начал остывать сердцем. Не только слова Михи на него подействовали. Он самому себе изумлялся, начиная сознавать, что так, должно быть, и не возьмет со старика Ахмата кровавую плату. Может быть, его суровое сердце смягчилось потому, что он полюбил труд среди людей.
«Оставить работу и заняться своим домом, - неожиданно для себя думал он, - Через год-два, глядишь, я имел бы хорошее хозяйство».
Эти мимолетные мысли уходили, и Темыр снова не жалел трудов своих на общественной работе. Случалось, что любовь к Зине вспыхивала в нем с новой силой, но Темыр решительно гнал это чувство. Он будет только работать! Он знал, что во времена Кадыра никогда бы ему не получить общественной службы. Кто сделал бы его человеком? Темыр убил бы Ахмата, ушел бы в лес - его б поймали и сгноили в тюрьме.
Несколько раз Темыр ходил на собрания в Очамчира и два раза съездил на большие совещания в Сухуми. Там он узнал о многом, что делалось в стране; он и сам выступал уже несколько раз, у него был большой опыт, и к его словам прислушивались.
Темыр с жадностью сам слушал обо всем новом, стараясь наполнить сердце и заглушить свою тревогу. Ведь вот есть же люди, которые радуются тому, что в поселках ткварчельских шахтеров - Квезани и Акармаре - скоро вырастут многоэтажные дома. С какой радостью рассказывает Миха, что в колхозах на участках, где прежде были болота, посажен чай, растут молодые рощи лимонов и апельсинов. Когда же все это воспримет и Темыр? Когда он заставит себя забыть номер ружья, спрятанного под полом в сельсовете?
