- Ах, чтоб ты добра не видал! Иногда ты бываешь просто сумасшедшим.
Муж и дочь взглянули на старуху. Зина спросила:
- Что случилось, мама?
- Как что? - негодующе ответила Селма. - Какой там заём, когда мне так нездоровится, и я хотела завтра пойти к знахарю и так надеялась на эти деньги!
Ахмат вскипел. Куда девалось его добродушное настроение!
- Чтобы вы оба добра не видели - и ты, и твой знахарь! Я уж думал, бог знает что случилось, так ты меня напугала. - Он вздохнул и позвал дочь: - Иди-ка сюда, Зина, помоги мне снять ноговицы и, ради бога, не слушай того, что она говорит.
Он принялся стаскивать потертые, морщащиеся на икрах ноговицы; Зина, обойдя пылающий очаг, посмеиваясь, подошла к отцу.
Селма, исподлобья глядя на дочь, угрюмо спросила:
- Чему смеешься?
- Ты все еще, мама, веришь в знахарей и, чуть что заболит, бежишь к ним. Ты уже всех наших кур перетаскала, а теперь будешь носить и наши гроши.
- Потише, потише, чертовка! Не твоего ума дело судить о знахарях. Ты себя веди, как полагается девушке.
Зина нагнулась и потянула ноговицу, слегка упершись ладонью в колено отца; она поглядывала через плечо на мать и все так же смеялась.
Её смех злил Селму, а Ахмат, подставив ногу и шевеля ступней, приговаривал, подливая масло в огонь:
- Так её с её знахарями, так, дочка!
- Вот подожди, мама, - сказала Зина, держа в руке ноговицу, - я выписала «Апсны капш», в газете пишут, как дурачат знахари.
Селма была так взбешена, что даже не ответила. Задыхаясь от гнева, она сунула ноги в домашние деревянные сандалии и, постукивая ими, плотнее уселась, подперла рукой острый подбородок и принялась чертить хворостинкой узоры по теплой податливой золе.
Зина сняла с огня тяжелый котел, поставила его на подставку и деревянной лопаткой начала помешивать мамалыгу, издававшую глухой, пыхтящий звук.
Ахмат помолчал столько, сколько надо было для того, чтобы улегся яростный, немой гнев жены, и, как бы ища примирения, сказал:
- Что за отвратительные все-таки эти люди Мыкыча, да и сам Мыкыч весь пошел в отца!
Селма неодобрительно молчала.
- Такой пройдоха, - робко и все так же примирительно говорил Ахмат. - Сегодня, когда он заспорил с Темыром, я сразу же вспомнил его бешеного отца… Чего только не делал раньше Кадыр, как только он не подличал. Помню, когда он был старшиной, то растратил восемьсот рублей народных денег. Народ возмутился и пожаловался властям.
- Для чего ты это рассказываешь? - неодобрительно спросила старуха.
